Свет и Тень
Шрифт:
– Она любовница Алька, – изрекла Рыска.
– Тьфу ты! – Жар аж ногой притопнул, – Тут судьба всего тсарствия решается, а ты о такой ерунде...
– Ерунде?! – вскинулась Рыска, – Я бы посмотрела на тебя, если бы тебе, не дай божиня, такая ерунда выпала! Да ещё и перед смертью!
– Да ты чего, Рысь, с ума сошла?
– А ты бы не сошёл?
– Я тебя просто поддержать пытаюсь!
– Иди вон его поддержи! – совсем уж истерически выкрикнула Рыска, – Слюни распустил, как только увидел её! А ты иди, иди, может, она и тебе даст! – со злостью добавила она.
Она ещё много чего говорила, но Жар уже
– Ты дура, – беззлобно произнёс он, когда она умолкла.
– А ты кобель! – прошипела она. Кричать больше не могла: голос сел, – Такой же, как и мой муженёк. Оставьте меня оба в покое! Дайте сдохнуть хоть...
Жар цокнул языком, постоял ещё немного, а потом ушёл. Что толку её убеждать? Она не ребёнок. Многих вообще насквозь видит. Да и поднадоела её упёртость и замкнутость за последние дни. Надо рассказать Альку – и пусть сам с ней разбирается... А то ему, Жару, ещё перепало, кобелём обозвала. А он, между прочим, с самой свадьбы Селине не изменял! Да что они, эти женщины, вообще в любви понимают? Откуда им знать, что значит любимая жена, та, от которой и на шаг уходить не хочется?
Продолжая вздыхать, он побрёл в лагерь. Тоска по дому, жене и детям, которых не видел уже полгода, тоже находясь в армии, постепенно вышла на первый план, вытеснив обиду на Рыску.
– Где она? – спросил Альк, выглянув из шатра.
– Да тут, недалеко, в роще... Не трогай её, в каприз обвалялась, – посоветовал он, – А то поругаетесь ещё...
– Так, мне это надоело, – оборвал его Альк. Ревность со стороны Рыски как правило никак не проявлялась, но на то он был и видун, чтобы чувствовать, что происходит с его женой. – Марина, пойдём со мной, –окликнул он иргемаджинку.
Увидев их вдвоём, Рыска оскалилась.
– Хоть подождали бы, пока сдохну... – бросила она и отвернулась.
– Рысь, я ведь тебе уже говорил... – раздражённо начал Альк.
– Подожди, – оборвала его Марина, – Можно, мы поговорим наедине, Альк?
– Да, правильно, иди отсюда, смотреть на тебя не хочу, – поддержала её Рыска. Впервые за два года она так грубо разговаривала с мужем. – Иди и жди. Сейчас мы передерёмся, кто-нибудь падёт в бою, а ты достанешься победительнице, – добавила она, уже не зная, злится или шутит. Всё перемешалось, и отличить одно от другого было невозможно.
– У тебя совсем крыша поехала, – покачал головой Альк. Он, разумеется, понимал Рыскино состояние, но всему же на свете есть предел! Так грубо с ним никто и никогда не смел разговаривать.
– Точно, поехала, – согласилась с ним Рыска, – И всё началось с того дня, когда я решила поверить одной крысе!
– Пожалуйста, иди, – тихо шепнула Альку Марина, и он, махнув рукой, оставил их одних.
Рыска продолжала сидеть и злиться – теперь уже на себя. Она верила Альку ( да и проверить, если что, вполне могла). Поводов для ревности больше чем за два года, с самой свадьбы у неё не было – он держал данное ей слово. Но ревность существовала теперь словно сама по себе, наполняя её до краев, стоило женщине – совершенно неважно какой! – приблизиться к Альку на расстояние вытянутой руки.
Рыска не говорила об этом мужу. Но сгорала от этого чувства изо дня в день. Ревновала к служанкам в кормильнях, к торговкам
Как-то раз, в конце прошлого лета вообще произошёл вопиющий случай. Дело было в саврянской столице, которую Рыска среди всех городов этой страны не любила особенно – как и собственно Саврию, не смотря на объединение. Так вот, переходящая дорогу старуха лет восьмидесяти, не меньше, запнулась на брусчатке, ушибла колени, да ещё яблоки из её корзины раскатились во все стороны. Альк, как настоящий мужчина, помог пожилой женщине подняться, отряхнул от пыли, собрал яблоки в корзину. Бабуля улыбнулась во все свои три зуба, и, произнеся: ” Спасибо, красавчик!” – и поковыляла дальше.
Рыска, всё это время стоявшая рядом со злым выражением лица, скрестив руки на груди, поспешила отвернуться. Альк что-то говорил ей, но она не слышала. Её раздирало изнутри.
– Мужчине же не положено таскать корзины! –ядовито заметила она, когда обрела способность связно говорить.
– Да я только яблоки собрал, – пожал плечами Альк, –Думал, ты наоборот рада будешь, – добавил он, но Рыска особо не прислушивалась. Она смотрела вслед уходящей бабуле. Жутко хотелось её догнать и надеть корзину ей на голову. С Альком она не разговаривала тогда полдня, ссылаясь на головную боль.
Нетрудно себе представить, что произошло с доброй Рысей, когда она увидела, как её муж радостно приветствует на незнакомом языке девицу, о роли которой в его жизни ей было доподлинно известно.
– Я хотела... извиниться перед вами, госпожа Рысь, – начала Марина.
Рыска молчала, не глядя на неё.
– Я знаю, что вам всё известно... Простите меня. Так получилось...
Рыска молчала.
– Если б я знала... Вернее... мне говорили, что господин посол не связан узами брака... Я про вас... уже потом узнала.
– Он тебе сказал? – наконец, подала голос Рыска.
– Да, – вздохнула Марина, – Он нечаянно назвал меня вашим именем. Простите, госпожа... – она помолчала, – Он любит только вас.
– Да знаю я... – буркнула Рыска, – Поделать ничего с собой не могу.
Горячая волна схлынула. В голове у Рыски прояснилось. Путница немного успокоилась и повернулась, пытаясь разглядеть иргемаджинку в поздних сумерках.
Марина оказалась красивой, весьма похожей на ринтарку. И на неё, Рыску, тоже. Ростом невысокая, на полголовы, наверное, ниже путницы, но видно, что сильная. И тоже воин, с мечом за спиной. А самое интересное, что было в девушке – это её прическа. Интересно, как можно заплести столько косичек? Наверное, на целый день работы.
– Так вы меня простите? – ещё раз спросила Марина.
– Я на тебя и не сердилась никогда, – вздохнула Рыска, – Знаю, что ты его спасла. И вот это всегда ношу, – она закатала рукав и показала обмотанные в четыре оборота вокруг правого запястья бусы – отшлифованные осколки жёлто-зелёного камня, нанизанные на леску. Марина улыбнулась. – Просто... ревную очень... – добавила Рыска, – И когда такое происходит, я словно не я.
Угрюмая путница и сама не поняла бы, почему вдруг её потянуло на откровенность. Да только не успела об этом подумать. Просто сказала – и всё. Как будто прорвало.