Свет и тени, Кумарасвами Ананд

Свет и тени

на обложку

Кумарасвами Ананд

Шрифт:

Рене Генон. ДУХОВНАЯ НИЩЕТА

Зависимое существо может быть определено как не являющееся самодостаточным, не содержащее в себе самом цели собственного существования. Из этого следует, что такое существо есть по своей природе ничто, и оно само по себе не владеет ничем, что могло бы его возвысить. Таков случай человеческого существа, пока оно является индивидом, как и всех иных проявленных [11] существ, в каком бы состоянии они ни находились: ибо, как бы велика ни была разница между различными ступенями универсального Бытия, она всегда является ничем по сравнению с Принципом. Эти существа, человеческие или нет, во всём, чем бы они ни были, находятся в состоянии полной зависимости от Принципа, «отдельно от которого нет ничего, абсолютно ничего существующего» [12] ; именно это осознание зависимости несколько традиций называют «духовной нищетой».

То есть существ, принадлежащих к различным состояниям проявления Бытия, или, другими словами, того, что представляется «водами» в целом, включая как «верхние воды» сверхчеловеческих состояний и «нижние воды» человеческих или дочеловеческих состояний.

Abd Allah al-Balyani, Risalat al-Ahadiyyah.

В то же время обретшее это осознание существо вследствие этого немедленно отделяется от других проявленных существ, так как оно знает, что

все эти существа, как и оно само, являются ничем, и что они не обладают никакой важностью по сравнению с абсолютной Реальностью. Это отделение в своей основе и прежде всего – в случае человеческого существа – включает в себя безразличие к плодам действий, как учит, в частности, Бхагавад-Гита, что даёт существу возможность выскользнуть из бесконечной цепи последствий, которую вызывает действие; это «действие без желания» (nishkama karma), в то время как «действие согласно желанию» (sakama karma) – это действие, осуществлённое с намерением получить его плоды.

Таким образом существо превосходит множественность: оно ускользает, согласно выражению даосского учения, от превратностей «потока форм», от изменения состояний «жизни» и «смерти», от «сгущения» и «уплотнения» [13] , переходя от окружности «космического колеса» к его центру, а само оно называется «пустотой» (непроявленным), которое соединяет спицы и превращают его в колесо (Дао-дэ-цзин, XI). «Тот, кто достиг максимально возможной пустоты», – также сказал Лао-цзы, – «будет надёжно зафиксирован в покое… Возвращение к корням (то есть к Принципу, который является как первоначалом, так и концом всех существ, альфой и омегой) означает вхождение в состояние покоя» (Дао-дэ-цзин, XVI). «Мир в пустоте», – сказал Лао-цзы, – «это неопределяемое состояние: его нельзя ни взять, ни даровать; человек просто основывается в нём» (Ле-цзы, гл. I). Этот «мир в пустоте» является «великим миром» (as-sakinah) исламской эзотерики [14] , и в то же самое время он является «божественным присутствием» в центре существа, вытекающим из его союза с Принципом, который можно вызвать только в этом самом центре.

Аристотель в том же смысле говорил о «порождении» и «порче».

См. «Символизм креста», гл. VIII.

«Все существа проявляются для того, кто остаётся в непроявленном. Следовательно, существо, объединённое с Принципом, находится в гармонии со всеми существами. Существо, объединённое с Принципом, знает всё при помощи общих высших причин, и, следовательно, более не пользуется своими чувствами для получения частного и детального знания. Истинная суть вещей невидима и не может быть понята при помощи определений. Она может быть постижима с помощью глубокого созерцания тем, кто восстановил в себе состояние совершенной простоты, и более никем» (Ле-цзы, гл. IV). «Простота» означает объединение всех внутренних сил существа, – это свойство возвращения к «первозданному состоянию»; и здесь видна вся пропасть, разделяющая трансцендентное знание мудреца от обычного и «профанического» знания. Это «простота» является также тем, что иначе называется состоянием «детства» (на санскрите «балья»), что нужно понимать, конечно же, в духовном смысле, и это «детство» в индуизме рассматривается как обязательное условие получения истинного знания.

Это напоминает соответствующие слова в Евангелии: «Кто не примет Царство Боже как дитя, не войдет туда мудростью» (Лк. 18: 17), «Скрыл ты это от мудрецов и открыл младенцам» (Мф. 9: 25; Лк. 17: 17). «Простота» и «детство» здесь на самом деле эквивалентны «нищете», так часто упоминаемой в Евангелии, и обычно понимаемой крайне неверно: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное» (Мф. 5: 3).

Эта «нищета» (по-арабски al-faqr), ведёт, в соответствии с исламским эзотеризмом, к al-fana, то есть к исчезновению «эго» [15] . И с этим «исчезновением» достигается «волшебное место» (al-maqam al-ilahi), являющееся центральной точкой, где все внутренние различия во всех внешних воззрениях оставлены и где все противоположности исчезли, разрешившись в совершенном равновесии. «В первозданном состоянии эти противоречия не существуют. Все они происходят от разнообразия существ (укоренённых в проявлении и, так же, как и оно само, зависимых) и от их взаимодействий, вызванных вселенским круговращением, то есть вращением «космического колеса» вокруг своей оси. Они более не влияют на существо, которое свело своё отдельное эго и его движение почти к нулю» (Чжуан-цзы, гл. XIX). Это уничтожение «отдельного эго», которое в итоге исчезает, будучи поглощённым в единую точку, является тем же самым, что и al-fana, а также вышеупомянутая «пустота». Кроме того, согласно символизму колеса по мере приближения к центру «движение» существа становится всё меньше. «Это существо более не конфликтует с другими, потому что оно укоренено в бесконечном, ушло в неопределяемое [16] . Оно прибыло в начальную точку трансформаций и пребывает в ней. Это нейтральная точка, где конфликтов не существует. Концентрируя свою природу, питая свой жизненный дух, собирая воедино все свои силы, оно объединяется с принципом всех рождений. Его природа является целостной (синтетически завершённой в главном единстве), его дух невредим, ничто не может повредить ему» [17] .

Это «исчезновение» не обходится без аналогии, даже по буквальному сходству с термином, который используется для него, с доктриной нирваны в индуизме; кроме al-fana есть ещё fana al fana, исчезновение исчезновения, что соответствует паринирване.

Первое из этих двух выражений относится к «личности», а второе – к «индивидуальности».

Там же. Последняя фраза вновь относится к условиям «первозданного состояния». Это то, что иудеохристианская традиция описывает как бессмертие человека до «падения». Это бессмертие восстанавливают те, кто, вернувшись в «центр мира», вкушают плоды «древа жизни».

«Простота», упомянутая выше, соответствует объединению «без измерений» первородной точки, обозначающей окончание движения к источнику. «Абсолютно простой человек властвует при помощи своей простоты надо всеми существами так умело, что ничто не восстаёт против него в шести областях мира, ничто не враждебно ему и огонь с водой не причиняют ему вреда» (Ле-цзы, гл. II). Фактически он остаётся в центре, из которого исходят шесть направлений, и там, где их движение возвращает их обратно, они попарно нейтрализуют друг друга, так что в этой единой точке их тройственное противоречие полностью угасает, и ничто происходящее из них или расположенное в них не может достигнуть существа, пребывающего в неподвижном единстве. Поскольку оно не противопоставляет себя ничему, ничто не может противопоставить ему себя, ибо для противопоставления необходимы взаимные отношения, то есть существование двух, что не может быть совместимо с изначальным единством; и враждебность, являющаяся лишь результатом или внешним проявлением противопоставления, не может существовать по отношению к существу, находящемуся за пределами любых противопоставлений. Огонь и вода – типичные противоположности «мира стихий» – не могут причинить ему вреда, ибо на самом деле они более не являются для него противоположностями: они вернулись в недифференцированность изначального эфира, сбалансировавшись и нейтрализовав друг друга при помощи воссоединения своих качеств, которые, хотя и очевидно противопоставлены друг другу, на самом деле являются комплементарными.

Эта главная точка, через которую для человеческого

существа осуществляется общение с высшими или «небесными» состояниями, является также и «игольным ушком» в символике Евангелия, и можно легко понять, кем являются «богатые», которые не могут пройти через него: это существа, привязанные к множественности, неспособные перейти от относительного знания к объединённому знанию. Эта привязанность на самом деле является точной противоположностью вышеупомянутого отделения, как богатство является противоположностью нищеты, и она вовлекает существо в бесконечный цикл проявления [18] . Привязанность к множественности также в определённом смысле является библейским «искушением», которое увлекает человека от исходного единого состояния, когда он пробует плод «Древа познания добра и зла», и не даёт ему достигнуть «Древа Жизни»; и именно из-за этого, по сути, существо теперь подвергается циклическим изменениям – то есть рождениям и смертям. Кажущаяся бесконечной тропа множественного существования в точности изображается кольцами змеи, что обвивается вокруг дерева, символизирующего «Ось Мира»; это тропа «заблудших» (ad-dallin), тех, кто «ошибается» в этимологическом смысле слова, в противоположность «прямому пути» (as-sirat al-mustaqim), состоящем в вертикальном восхождении по самой оси, по тропе, описанной в первой суре Корана [19] .

Это сансара буддистов, неопределённое вращение «колеса жизни», от которого нужно освободиться, чтобы достичь нирваны.

Эта «прямая тропа» соответствует Дэ или «Добродетели» Лао-цзы, которая является путем, по которому следует существо, идущее соответствующим образом по «пути» (дао), или, по-другому, в соответствии с Принципом.

«Нищета», «простота» и «детство» являются не более чем одной и той же вещью. Выражаемый этими словами процесс, в котором существо очищается [20] , завершается «исчезновением», которое на самом деле является полнотой существования, как «недеяние» (у-вэй) является полнотой активности, поскольку из него проистекает всякая активность; «Принцип вечно пребывает в недеянии, и, тем не менее, всё совершается из-за него» (Дао-дэ-цзин, XXXVII).

Существо, которое, следуя этим путём, достигло центральной точки, осуществило тем самым человеческое состояние во всей его полноте: оно является «истинным человеком» (чэнь-жэнь) даосизма. Когда, начиная с этой точки, человек совершает восхождение к высшим состояниям, он достигает полного раскрытия своих возможностей и становится «божественным человеком» (шень-жэнь) – «вселенским человеком» (al-insan al-kamil) исламского эзотеризма. Так что можно сказать, что именно «богатые» с точки зрения проявления на самом деле являются «нищими» по отношению к Принципу, и наоборот. Это очень чётко объясняет следующая цитата из Евангелия: «Последние станут первыми и первые станут последними» (Мф. 20: 16); и мы вновь вынуждены признать совершенное согласие всех традиционных доктрин, которые являются не более чем разнородным выражением одной Истины.

Это «очищение от металлов» в масонской символике.

Рене Генон. УЕДИНЕНИЕ И МОЛЧАНИЕ

Во всех племенах североамериканских индейцев помимо разного рода коллективных обрядов существует практика одиночного безмолвного богослужения, считающаяся важнейшим действием самого высокого порядка [21] . Коллективные обряды в какой-то степени всегда содержат в себе нечто относительно внешнее. Мы говорим «в какой-то степени» потому, что в этой традиции (как и во всякой другой, конечно) необходимо разделять открытые для всех обряды, которые можно назвать экзотерическими, и обряды инициатические. Кроме того, вполне ясно, что такое богослужение совсем не исключает эти обряды и никоим образом им не противоречит – оно накладывается на них как явление иного порядка. Есть все основания полагать, что для полного достижения цели этих обрядов и получения необходимых результатов обязательным условием является инициация [22] .

Эта информация позаимствована главным образом из работы Поля Коза (Paul Coze) «Громовая птица» (The Thunderbird), цитаты из которой мы и приводим. Этот автор проявляет заметную симпатию к индейцам и их традиции. Единственным его недостатком остаётся заметное в работе влияние «метафизических» концепций, очевидно, затронувших некоторые его толкования и, в частности, заставляющих его путать психическое и духовное. Однако в теме, о которой речь шла выше, таким соображениям нет места.

Разумеется, здесь мы, как и всегда, имеем в виду инициацию в её истинном смысле, ничуть не близком тому, которым пользуются этнологи, ошибочно обозначающие этим словом обряд принятия в племя. Нужно быть крайне осторожным и не забывать о различиях между этими понятиями, равно существующими в жизни индейских племён.

Это богослужение иногда называется «молитвой», но это, очевидно, неточное наименование, ибо здесь не происходит никакого прошения. Кроме того, молитвы, подобные выражаемым в ритуальных песнопениях, могут быть адресованы только различным божественным воплощениям [23] , но мы увидим, что в описываемом случае имеют место совсем другие соображения. Гораздо вернее было бы говорить о «заклинании» в обозначенном нами в других работах смысле [24] , а также об «инвокации», сравнимой с зикром исламской традиции, если не забывать о том, что здесь она непременно безмолвна и носит абсолютно внутренний характер [25] . Вот что пишет об этом Чарльз Истман [26] : «Поклонение Великой Тайне было безмолвным, одиночным, лишённым внутренних сложностей. Оно безмолвно, потому что любая речь слаба и несовершенна, а также потому, что души наших предков достигали Бога в безмолвном богослужении. Оно проводилось в одиночестве, потому что они думали, что в одиночестве оказываются ближе к Богу и что никакой священник не может быть посредником... между человеком и Творцом» [27] . Строго говоря, в таком случае не может быть вообще никаких посредников, ведь такое богослужение устанавливает прямую связь с Высшим Принципом, названным здесь «Великой Тайной».

В индейской традиции эти божественные проявления, по-видимому, обычно распределяются по четвертям сообразно космологическому символизму, равно применимому к макро- и микрокосму.

См. «Заметки об инициации», глава 24.

В связи с этим любопытно отметить, что некоторые исламские тарикаты, например, Накшбанди, также практикуют безмолвный зикр.

Поль Коз цитирует Чарльза Истмана, уроженца племени сиу, по-видимому, сохранившего ясное представление о своей традиции, несмотря на «белое» образование. Кроме того, мы имеем все основания полагать, что в реальности такой случай совсем не столь редок, как можно счесть, опираясь лишь на определённые чисто внешние проявления.

Последнее слово, употреблённое здесь лишь по причине его распространённого использования в европейских языках, не может служить точным термином для любого дотошного исследователя, ибо в реальности «Бог-Творец» может существовать лишь среди проявленных аспектов Божественного.