Светоч русской земли

Иванов Сергей Иванович

В Киеве Дионисия схватили, местный литовский князь, Владимир Ольгердович, едва ли не последний сторонник православной партии в Литве, заявил ему: "Почто пошёл еси на митрополию в Царьград без нашего повеления?"

За князем стоял Киприан, который решил драться за русскую митрополию до конца. Дионисия не хотели многие. Да и Пимен сделал всё возможное, чтобы помешать вызволить своего соперника из заточения.

А князь? Князю в этот год было ни до чего. По всему княжеству с насилием и слезами собирали дань для Орды.

Дмитрий сделал всё, чтобы облегчить

участь московского посада и смердов. В Великий Новгород были посланы виднейшие бояре с требованием взыскать с непокорного города чёрный бор. Глава правительства Фёдор Свибл был отправлен вместе с другими за данью. Возмущение горожан и бегство Свибловых датчиков, с последующей посылкой в Великий Новгород Александра Белеуга, продолжающийся набег Олега Рязанского на Коломну (город был взят, ограблен и сожжён) в отместку за московские шкоды и преждебывшие нахождения, - все эти скорби и хлопоты не оставляли сил вмешаться в киевские дела. Дионисий сидел в заключении, и когда Фёдор уже возвратился в Москву, и когда новое греческое посольство везло приказ Пимену с Киприаном прибыть на суд к патриарху Нилу.

Дионисий так и погиб в заточении. Похоронен он был в киевских пещерах.

Глава 13

В ярости на рязанский погром Дмитрий бросил на Олега ранней весной московскую рать во главе с Владимиром Андреичем Серпуховским.

Владимир Андреич третьего апреля поскакал к Троице, благословиться у Сергия. Тут-то и произошёл случай с пришлым крестьянином.

К Сергию приходило последнее время всё больше народу. Благословиться, попросить совета, да и посмотреть на Сергия. Брели в лаптях и ехали верхом, подавали ковригу хлеба или приказывали выкатывать из возка бочки солёной рыбы, огурцов или грибов, выносили кули с мукой и поставы сукон. По Сергиеву заведению в обители принимали всех и всякий дар с равной благодарностью.

Этот мужик, старик, хозяин зажиточного двора, прибрёл в обитель, отстояв пасхальную службу в Радонеже, где он надеялся увидеть Сергия, и сразу спросил, здесь ли - Сергий.

– Работает на огороде, подожди, - ответили ему.

Крестьянин, однако, не стал ждать, а приник к щели: огород был обнесён забором из врытых в землю заострённых кольев. Он увидел Сергия в рабочей сряде, разлезающейся, старой и ветхой оболочине, пегой, ещё с тех времён обретённой и пошитой старцем, когда среди дарёного сукна оказалось одно плохо покрашенное, с пятном, которое никто не захотел брать. Сейчас эту ризу, в которой игумен проходил лет десять, вразумляя тем, больше слов, свою братию, Сергий донашивал в пору огородных и иных грязных работ.

Привычное для братии оказалось настолько непривычно крестьянину, что он начал ругаться вслух, вообразив, что над ним решили посмеяться.

– Я пророка узреть пришёл! Вы же мне нищего кажете! Бреду

издалека, истерялся в дорогах! Мыслил: в честной монастырь попал, а вы глумитесь надо мной, над серым мужиком! Святого мужа видеть хотел! В чести и славе! А у этого ни порт красных, ни иное что многоценная, ни отроков, предстоящих ему, ни слуг, ни рабов, услужающих и честь воздающих мужу сему, но всё - худостно, нищо и сиротинско!

Старика вытолкали за ограду, но Сергию, когда он кончил работу, донесли об этом. Сергий, отдавая мотыгу одному из братий, посмотрел устало - в последнее время земляная работа начинала долить - и сказал:

– Он же не к вам пришёл, а ко мне! Не делайте этого!
– и вышел за ограду, позвал крестьянина, и, не ожидая от того ответа, обнял и поцеловал, а затем, поклонившись до земли, пригласил в монастырь.

По случаю тёплого дня для общей трапезы столы накрыли во дворе, и Сергий посадил крестьянина, подведя его за руку, справа от себя за стол. Братия, те, кто ругал мужика, молчали и низили глаза.

Прочли молитву. Сергий ел, расспрашивая старика, и тот, ублаготворённый добрым приёмом, рассказал старцу свою печаль: мол, пришёл увидеть Сергия, да не довелось!

– Не печалуй!
– сказал Сергий, прищурив глаза.
– Здесь у нас милость Божия– такова, что никто обделён от нас не исходит! И о чём ты печалуешь и что ищешь, то тебе Господь в сей час и пошлёт!

Крестьянин ещё не успел обмыслить сказанное, как за оградой послышались топот и звяк, отворились ворота и во двор обители начали въезжать, спрыгивая с сёдел, ярко разодетые дружинники. Владимир Андреич любил погордиться алыми, рудо-жёлтыми, лазоревыми, вишнёвыми, изумрудными, шитыми травами и серебром одеждами своей дружины. Выезд серпуховского князя всегда напоминал издалека цветущий сад.

Княжеские бирючи и подвойские под руки выпроводили селянина из-за стола и оттащили в сторонку. Владимир Андреич, вступив в образованный дружиной круг, поклонился Сергию до земли. Сергий благословил князя. Они сели одни, среди раздавшегося круга мирян и иноков.

Крестьянин бегал вокруг, стараясь увидеть из-за спин, что же происходит там, внутри. И спросил кого-то из стоящих: что там за инок сидит с князем?

– Ты пришелец, что ли?
– спросил спрошенный.
– Не уж то не слышал ничего о Сергии? Он и говорит с князем!
– И отвернул от крестьянина взор.

– Отче!
– сказал Владимир Андреич.
– Аз семь к тебе за благословением, Олега Иваныча Рязанского бить идём!

Сергий сидел, утупив глаза, и молчал. Серпуховский володетель начал перечислять все шкоды Олега. Сергий молчал, и князь начал всё больше запинаться, и смолк. И настала тишина, которая бывает перед великой бедой у людей и перед наступлением бури в природе.

– Не потеряй воинов, князь!
– сказал Сергий, поднимаясь с лавки.

Владимир Андреич опустился на колени, принимая благословение Сергия, и услышал не сказанные слова Сергия: "Не по истине - эта война!"