Светские преступления
Шрифт:
— Ты сберегла его частичку, и немалую, — сказала я, когда она умолкла. — Двести миллионов.
— Джо! — отшатнулась она. — Клянусь жизнью, я ничего не знала о завещании!
И вот тут Моника проделала такое, чего я не ожидала от нее, — рухнула передо мной на колени.
— Скажи, что прощаешь меня! Твоя дружба для меня дороже всего на свете!
Это была затруднительная, неприятная ситуация сродни той, когда вас слезно умоляет о прощении безумец, прикончивший всю вашу семью. Я вскочила и поспешно отошла от нее подальше. Моника проводила меня взглядом коровы на бойне —
— Это была весьма поучительная беседа, — сказала я, желая поставить точку. — А теперь, если можно, я вернусь к прерванному занятию. Ты знаешь, где дверь.
Моника поднялась. Слава Богу, она больше не пыталась приблизиться ко мне.
— Но ты еще не сказала, что мы снова друзья!
— И не скажу.
— Почему?
— Почему?! Потому что не верю твоему рассказу и тебе. Могу еще раз повторить, что отныне намерена жить так, словно ты не существуешь. Наши дороги разошлись, и на этом конец.
— Ты уведешь с собой всех своих друзей.
— Какое тебе дело до них?
— Не хочется слыть кошмарной особой.
— А я здесь при чем?
Это было не совсем так: люди считались с моим мнением. Моника знала это. Выражение ее лица вдруг резко изменилось. Мгновение назад оно было полно мольбы и кротости, теперь стало каменной маской отчуждения и угрозы. Мне еще не случалось быть свидетелем столь контрастного преображения.
— Значит, ты отказываешься помогать мне? — уточнила она неприятным тоном.
— Я не хочу знать тебя.
— И намерена приложить все усилия, чтобы я не попала в совет директоров Муниципального музея?
Наконец карты открыты, подумалось мне.
— Как по-французски будет «через мой труп»? — спросила я сладким голосом.
Моника презрительно посмотрела на меня, потом подняла к лицу руку с воображаемой шпагой и ткнула ею в моем направлении.
— Защищайтесь, друг мой! — сказала она по-французски и вышла.
Я пересела на кровать и очень долго перебирала в памяти то, что узнала от Моники о своем покойном муже. Я казалась себе одной из тех, которых можно увидеть в ток-шоу: жен извращенцев, многоженцев и маньяков-убийц. Со слезами на глазах они клянутся, что не имели ни малейшего понятия о том, чем занимаются их мужья. Прежде я сильно сомневалась в искренности подобных заверений и вот теперь сама играла ту же нелепую, жалкую роль.
Рассказ Моники напоминал дешевую мелодраму, К тому же в нем осталось множество пробелов, и я жалела, что, обескураженная отдельными откровениями, не расспросила ее подробнее.
Ну и личность, думала я с неослабевающим удивлением. Определенно женщина со странностями, иначе как объяснить эту настойчивую потребность оставаться рядом со мной даже теперь? Она добилась чего хотела. С двумя сотнями миллионов можно очень неплохо устроиться. Моника завладела моими деньгами, заполучила оба моих дома, но ей было мало. Она хотела всю мою жизнь целиком, и первым шагом должно было стать ее избрание в совет директоров Муниципального музея.
В Нью-Йорке, если нет нужных связей, деньги не помогут войти в избранный круг. Когда-то я обратила внимание
Я так погрузилась в эти мысли, что не заметила, как наступила ночь. Пора было ложиться. Я переоделась, но сон не приходил. Мысли продолжали роиться в голове.
Нет, положительно она очень странная, эта Моника, думала я, глядя в темноту. Не слишком хочется иметь такого врага, но иметь такого друга, пожалуй, еще хуже.
Глава 11
Прикидывая, кто может пролить свет на поступки Моники, я в конце концов вспомнила про Нейта. Мне не слишком хотелось его видеть, но узы недоброжелательства так же крепнут с годами, как и узы дружбы, и перед лицом вторжения со стороны противники порой объединяются охотнее, чем люди близкие. В свете последних событий мы с Нейтом стали единомышленниками, мы могли бороться в едином строю. После смерти мужа он ко мне значительно подобрел, и я полагала, что причина тому проста: ему, как и мне, ненавистна перспектива уступить постороннему большую часть состояния Люциуса.
Я пригласила Нейта на обед в устричный бар отеля «Плаза», недалеко от его конторы, и когда вошла туда, увидела его уже сидящим за столиком. При моем приближении он поднялся с места — воплощение изысканной любезности и умопомрачительной моложавости. Нейт, как всегда, безупречно выглядел в дорогом костюме-тройке и с прической волосок к волосу.
Мы сделали заказ и, пока его ждали, болтали обо всем понемногу. Чтобы расслабиться, я выпила аперитив.
— Нейт, ты знал Люциуса лучше, чем кто бы то ни было; Я вынуждена задать тебе один вопрос: скажи, ты был в курсе того, что он хочет жениться на Монике?
Осторожный, как всякий хороший адвокат, Нейт не спешил с ответом, вилкой передвигая по тарелке устрицы. Было Ясно, что он все знал.
— Как давно ты был в курсе этого? — спросила я сквозь стиснутые зубы.
Нейт промолчал.
— Послушай, я понимаю, что прошу тебя злоупотребить своим положением и нарушить… как это называется… не важно, бывают же обстоятельства! Пойми, я должна знать наверняка!
— Как ты догадалась?
— Несостоявшаяся миссис Слейтер сама сказала мне об этом.
— Я так и думал, что Моника не смолчит. — Нейт закивал, что всегда меня раздражало. — Бедняжка, ей нелегко приходится.
— Вот как?
— Джо, не начинай. Моника прошла через ад! — Он посмотрел на меня, сузив глаза. — Ты знаешь все?
— В смысле, насчет выкидыша? Да, она говорила и об этом, но я не поверила ей.
— А я верю.
— Чего ради? Она могла с успехом все это выдумать. Где доказательства?
— Я не могу раскрывать детали, но даю слово, что у меня есть все основания верить Монике.