Светские преступления
Шрифт:
Нью-Йорк — все равно что королевский двор, а при дворе взлеты и падения — дело привычное. Плох тот придворный, что безропотно сходит со сцены, уступая место более дерзкому. Вот и я не сойду! То, что у меня отнято, не просто свалилось мне в руки, о нет. Оно заработано упорным трудом. Ради него я вступила не в одну битву — и вышла победителем. Мир не рухнул от того, что явился узурпатор, просто настало время препоясать чресла, снять со стены меч и вернуть принадлежащее мне по праву. И я это сделаю! Я обращу Монику в бегство. Я сброшу ее с трона, где она так удобно расположилась.
Так, холодным февральским
Глава 27
Те несколько месяцев, что миновали со дня клятвы, я прожила в состоянии некоторого душевного подъема, ради одной-единственной цели: низложить захватчицу и попутно вернуть присвоенное достояние. Памятуя о том, что цель оправдывает средства, я была готова на самые радикальные меры, хотя и не представляла, какие именно. Так писатель или художник вынашивает идею великого произведения, еще не зная, в каких словах или красках его воплотит. Мысль моя лихорадочно работала в поисках беспроигрышного варианта, и потому все, что попадало в поле зрения или касалось слуха, оседало в памяти до той поры, когда сможет пригодиться в борьбе против Моники.
Я жила ожиданием минуты, когда великая идея обрушится на меня, как Ньютоново яблоко, но дни шли, ничего не происходило, и я начала понимать, что осуществима лишь часть моей грандиозной задачи, а именно устранение Моники. Стоит ли ради этого ставить на карту все? Что я получу, кроме удовлетворения? Возможно, хватит и его.
Между тем приходилось как-то существовать: ежедневно спешить на ненавистную работу, а вечерами торчать одной в нищенской квартирке. По-настоящему я жила лишь тогда, когда плела заговор против Моники.
Прошел год. За это время я подала официальное уведомление о банкротстве. В январе, заглянув на пресловутую шестую страницу, я обнаружила такой вот шедевр пера:
«Моника де Пасси, самая общительная и коммуникабельная графиня в мире, и Натаниель П. Натаниель, эсквайр, самый занимательный и популярный холостяк в городе, вчера вечером объявили о своей помолвке. Это случилось на сенсационном приеме, который был задан для этой пары Нейлом и Агатой Дент. Весь Нью-Йорк собрался для того, чтобы поднять бокалы в честь этого радостного события. Венчание назначено на сентябрь и состоится в Саутгемптоне, в великолепном особняке…» и так далее.
Новость почти не тронула меня, невзирая на то что заметку я прочла под люминесцентными лампами оптового рынка, где все еще работала. Казалось странным, что эти двое так долго собирались, и мне пришло в голову, что Моника, быть может, пыталась пойти на попятную. Интересно, думала я, что у них на первом месте: страсть или зло — и что чем подогревается? Меня давно уже не интересовало, кого из них осенила идея подставить Люциуса и кто сделал первый шаг. Если эти двое когда-то шли по жизни разными путями, то теперь они были вместе.
Наступил март. Однажды, необычайно теплым для этого месяца вечером, я шла с работы домой по Пятой авеню (я предпочитала этот маршрут всем прочим потому, что здесь можно было вволю поглазеть на витрины, пусть даже цены
Бар «Кинг Коул» был невелик, но внушителен. Я поймала косой взгляд метрдотеля ресторана «Леспинас», что находился дверь в дверь с баром. Этот взгляд говорил, что мне здесь не место. Я только крепче прижала локтем дешевую сумку, подделку под «Шанель». «Когда что-то собой представляешь, аксессуары не важны». Метрдотель, конечно, был другого мнения — ну и черт с ним! Если тянет доказывать прислуге, что вы настоящая леди, то ничего стоящего в вас нет.
Итак, я проследовала к стойке, заняла табурет в самом дальнем углу (подальше от остальных посетителей), заказала двойную порцию водки со льдом и расслабилась, скользя взглядом по красочной фреске Максфильда Париша, тянувшейся вдоль всей противоположной стены. На фреске был запечатлен Кинг Коул со своими тремя скрипачами. Развеселый старый толстяк немного напоминал негодяя Люциуса. Это некстати повернуло мои мысли к жестоким превратностям судьбы, из-за которых я вынуждена в пятьдесят лет (бесперспективный возраст!) в одиночку восседать в баре с «хаш паппиз» на усталых ногах.
Я старалась не слишком налегать на водку — пропустив ее залпом, пришлось бы выложить еще десять долларов или покинуть бар. Освежив в памяти фреску, я принялась разглядывать публику и обнаружила перемены. В мое время «Кинг Коул» служил местом встреч и знакомств для состоятельной молодежи, теперь, похоже, сюда приходили заключать сделки — в основном мужчины, но не только.
Внезапно я увидела за дверью бара Монику и от неожиданности чуть не слетела с табурета. Я опустила голову пониже, чтобы не быть замеченной. Секундой позже я решила, что обозналась, но не сразу осмелилась бросить взгляд в сторону двери.
Да, это была Моника. Она оставалась у входа, погруженная, как мне показалось, в разговор с метрдотелем «Леспинас», который почему-то маячил теперь перед дверью бара. Из осторожности я прикрылась рукой. Нельзя, чтобы эта змея снова заметила меня в непрезентабельном виде! Ей и без того хватает поводов для злорадства.
Постепенно шок сменился любопытством, и я пристальнее вгляделась в Монику. Что она здесь делает? Встречается с Нейтом? А если не с ним? Если здесь ее поджидает тайный ухажер? В таком случае нельзя ли извлечь из этого пользу для себя?
Моника немного переменилась с нашей последней встречи: обесцветила несколько прядей и самую малость набрала в весе, что, увы, пошло ей только на пользу. Господи, как же я ее ненавидела!
Разговор с метрдотелем все продолжался. Эти двое как будто танцевали менуэт, в котором она пыталась проскользнуть в дверь, а он ловко закрывал ей проход. Спор шел на пониженных тонах, однако становился все горячее. Наконец Моника уступила. Я чисто механически рассталась еще с одной десяткой, размышляя над смыслом увиденной сцены. Потом, еще больше меня озадачив, Моника вернулась и взялась за руку метрдотеля так, как это делают, когда хотят «подмазать». Оглядев ее, тот сунул что-то в карман и отошел к дверям «Леспинас».