Свежий ветер
Шрифт:
Если бы кто-то увидел нас сейчас, кто-то из тех, кто считает Спектров неуязвимыми, я бы наверняка больше никогда не внушала такого страха, как прежде. А может, и наоборот. Возможно, чтобы выиграть эту войну, был необходим кто-то, кто убивал бы так, будто это всего лишь спортивное состязание, и любил бы так, будто ничего более не осталось. Может быть, то, что я люблю его, не означает, что я плохой солдат, или что я принимаю плохие решения только для того, чтобы он находился в безопасности. Может быть.
Я вдохнула его запах – смесь озона и чего-то обволакивающего, земного, и
Сейчас Кайден являлся моим миром. Между работой и необходимым сном мы находили время, чтобы побыть вместе, и эти часы мы проводили, держась друг за друга так же, как все остальные держались за надежду на победу в этой войне. Когда-то я была уверена, что этому не бывать, но за последние несколько недель мы добились весомого преимущества, и я начала верить в свои же слова, которые произносила в объектив камеры Дианы Аллерс. Казалось, стоило мне только что-то сказать вслух, как это происходило: мы брались за каждое задание на пределе своих сил, мы побеждали и еще на один шаг приближались к тому, чтобы выиграть войну.
Я и прежде твердила себе, что мы можем победить, но знала, что это лишь детское нежелание принять неприятную истину, необходимый самообман, позволяющий жить дальше. Однако сейчас… я испытывала странное чувство, когда старый обман вдруг превратился в правду. Мы на самом деле можем выиграть. Это возможно. Я изменилась, как Явик, Андерсон и многие другие говорили мне. Наконец я поняла, что они имели в виду. Пусть наш план сейчас представлялся безумием, противник мог превосходить нас численностью, качеством вооружения, но если кто-то и в состоянии был справиться со всем этим, то это я.
Я сделаю это. Ради тех, кого потеряла, ради всех тех, у кого не оказалось второго шанса.
Я почувствовала, как Кайден напрягся – судя по всему, боль усилилась – и крепче прижалась к нему, будто таким образом могла облегчить его мучения.
«Я выиграю эту войну», - решила я мрачно.
Я не отдам того, что мне принадлежит.
************
Адреналин струился по венам и, казалось, жалил кожу, подобно рою пчел, дыхание сбилось, и внутри у меня все похолодело, когда голограмма консула азари растворилась в воздухе. В моей памяти навсегда останется разочарованное выражение, появившееся на ее лице, когда она осознала, что ошиблась, поверив в меня, доверив жизни каждой азари на Тессии человеку, который и близко не был так хорош, как все считали.
Сжав кулаки, я смотрела на то место, где она только что стояла, вспоминая, как сказала ей, что миссия окончилась полным крахом. Если бы я что-нибудь ела сегодня, меня наверняка бы вырвало. Все это походило на ночной кошмар, в котором ты совершенно беспомощен и что бы ни делал, не можешь ничего исправить – как тот, в котором я пыталась догнать этого
Стоило мне вспомнить о том, что случилось, и что я ничего не могла предпринять, чтобы предотвратить это, как страх заползал в душу, и стыд и невероятная усталость следовали за ним. Мне хотелось кричать, плакать, кататься по полу, барабаня по нему кулаками с такой силой, чтобы пошатнулся весь корабль, однако я осознавала, что это будет демонстрацией моей слабости.
Эту проблему я не могла решить, наорав на нее или расстреляв всю обойму. Я уже испытала этот метод и даже не сумела ранить его.
Я в пятидесятый раз прокрутила в голове наше столкновение, рассмотрела все свои возможные ошибки, позволившие ему ускользнуть от меня. Снова. Я с отвращением глянула на свои израненные, покрытые бинтами руки. Почему именно сегодня они впервые в жизни подвели меня?
Тессия тонула в огне, и я была повинна в этом.
Мрачно нахмурившись, я вышла из комнаты для переговоров. Я шагала по кораблю, злым и раздраженным голосом отдавая приказы и распоряжения направо и налево, чтобы все чувствовали себя так же плохо, как я, и солдаты разбегались с моего пути. Я не собиралась отдыхать, пока не верну то, что у нас украли, и уж точно не позволю отдыхать команде. Может быть, если я смогу убедить себя в том, что они тоже виноваты, мое собственное чувство вины перестанет разъедать меня изнутри. Как только я ступила в БИЦ, все поспешили сделать вид, что погружены в работу, и в наступившей тишине я услышала непонятный скрежет.
– Ты! – рявкнула я, указав на рядового рядом с лифтом, чье имя, я была уверена, знала еще этим утром. – Ступай в инженерный отсек и вели кому-нибудь там разобраться с этим шумом – у меня уже голова болит от него.
– К-каким шумом? – еле слышно переспросила девушка, очевидно, не подумав о том, к чему может привести препирательство с взбешенным командиром.
– Этим, - пояснила я, указывая на потолок, откуда, по моему мнению, он доносился. Хотя теперь, стоя неподвижно, я уже не была так уверена. – Как скрежет или что-то в этом роде, - добавила я, стараясь отделаться от заползающих в голову мыслей. – У меня зубы сводит от него.
Я хмуро посмотрела на нее, заметив, что она все еще неуверенно глядит на меня.
– Ты ничего не слышишь?
Девушка слегка дернулась, будто собираясь отрицательно покачать головой, но в последний момент передумала и кивнула.
«Не смей относиться ко мне снисходительно, ты, гребаная…»
– Я сейчас же велю кому-нибудь этим заняться, мэм, - отрапортовала она поспешно и бросилась к лестнице, очевидно, стремясь поскорее сбежать от меня.
Поймав свое отражение в стекле иллюминатора, я заметила, что шрамы на моих щеках слегка светятся. Я выглядела взбешенной – неудивительно, что девчонка так торопилась оказаться как можно дальше от меня. Знакомый звон снова зазвучал в ушах, обволакивая будто ватным одеялом всякий раз, когда я чувствовала себя слабой физически и эмоционально.