Свидание на Аламуте
Шрифт:
Точка Сборки-9
Новосибирск. Сибирское Территориальное Управление СУ ФСБ «Й». Альмах и другие
Элине снился сон. Она шла по коридорам родной Базы Спецуправления «Й», наблюдая в который раз стеновую панель, проложенную небрежно, с рванинами, и удивляясь, почему нельзя было подобрать воедино свисающие то там, то здесь лохмы проводов. Но если быть точным, то она не шла. Она бежала, и блик люминесцентных ламп так же проносился по ее бледному лицу с упрямым пухлым подбородком. Она задыхалась, поскольку бежала в тяжелом демисезонном плаще до пят, в ночной рубашке и босиком. Ноги скользили на хорошо знакомом
– Элиночка, не ищи тапочки… ищи помпончики свои, Элиночка-девочка… Крыса унесет, крыска!
Голос этот, масляный и бархатный, звучал в пустых коридорах странно и страшно. Никто не попадался навстречу Элине. Она запиналась о жесткие паребрики шлюзовых переходов и со стыдом ощущала, что рубашка порвана на груди… и подошвы ее ног горели. Их жег ламинат. А голос полковника все разливался по динамикам, вертелся зайчиком над пустыми полукругами контрольных постов: «Элиночка-девочка! Найди помпончики… не ищи свои тапочки!»
Она шагнула в какую-то дверь, во сне переживая, что плащ громоздкий, неудобный, того и гляди зацепится чем-нибудь – придется зашивать… Но она сделала шаг и внезапно оказалась на улице, непонятно как переместившись на пять этажей вверх – на сумрачную мокреть хорошо знакомой улицы. Перед ней стоял полковник Заратустров в диковинном белом халате, спускавшемся до самого пола, и в дурацком черном парике – кудрявые волосы покрывали его некогда коротко стриженную голову. Заратустров глумливо показывал ей что-то и гнусил: «Не ищи-и-и тапочки-и-и… Крысочка ходит…»
А под ногами просто горело. Припекало. Элина посмотрела вниз. Привычная картина: незагорелые, длинные, как оливки, белые мраморные пальчики с круглыми ноготочками, но… Она согнула ногу и с ужасом увидела, что подошва стала угольной. Обугленный слой крошился под руками, сыпался черной трухой… Элине стало страшно. Она подпрыгнула на месте – асфальт начал нестерпимо жечь пятки – и закричала с ужасом:
– Алексангригорич! Отдайте тапки! Больно же!!!
Но он только расхохотался и показал ей два малиновых помпончика – от тех самых тапок, которые она носила на работе, не в силах вытерпеть пытку каблуками. Помпончики, яркие, сочные, затопили ее глаза вишнями. Но ноги жгло. Она снова вскрикнула, отбивая чечетку, и… проснулась.
Резко выпрямилась, вскочила и инстинктивно рванулась в сторону, где раньше стояла кровать дочки. Она и сейчас стояла. Только пустая – дочка в Каинке, у бабушки. Когда Элина коснулась голыми пятками пола, то поняла, в чем дело: дали отопление. Батарея блаженствовала, испуская тысячи килокалорий. А пятки спящей Элины несколько минут назад лежали в двух сантиметрах от пышущей жаром батареи…
С этим стало все понятно. А остальное? Этот дурацкий парик, как черный каракуль, оплетавший череп полковника. Белый халат до пят. Неосознанное чувство тревоги объяло ее. У Лунных знаков такое бывает – особенно в полнолуние; но небо на улице затянуто тьмой, и только во сне она, кажется, видела этот пятнистый диск.
Элина встала с постели, поправила на себе голубую пижамку – ночных рубашек она сроду не носила! – и пошла на кухню. Зажгла свет. Абажур под фиолетовой тканью залил крохотную хрущевку с беленькими
И вот когда этот холод, этот расплавленный лед потек в ее глотку, когда добрался до сжавшегося желудка, смысл сказанного полковником проник в ее сознание резко, сверлом. Женщина вскрикнула и поперхнулась. Холодное брызнуло на пижаму, потекло между грудей на живот пронзительной струйкой. Она стояла, с ужасом глядя вниз: ее босые ступни с трогательно хрупкими фалангами пальцев покрывало что-то багровое, почти черное. Оно залило большой палец, закисло в уголках ногтей.
Элина забыла, что вчера наполнила термос не водой, а купленным по случаю аванса вишневым соком.
…Через пятнадцать минут зевающий водитель белой, изрядно пообтрепавшейся по стальному подолу «тойоты» со сбитым набекрень гребешком на крыше принял на широкой Вокзальной магистрали пассажира. Ему было все равно – заказ есть заказ. Но он отметил детали: ноги торопливо, без колготок, всунуты в черные замшевые сапожки, форменную юбку, а сверху – мятая, явно из корзины только что стиранного белья, белая ветровка, застегнутая под самое горло пассажирки. «К любовнику едет, – меланхолично подумал водитель. – Или девка по вызову. Самый сок, вроде. Хотя как раз такие и ездят – настоялись уже!»
Пассажирка сразу отгородилась от него зеркальными очками и тонкой сигаретой, вытянутой из золотистой пачки, сухо назвала адрес, и водитель тотчас же забыл все свои скабрезные предположения, мрачно следя только за миганием светофоров по Вокзальной. Перекрестки уже умерли, лишь билась на них азбука Морзе желтого светофорного огня.
Альмах же, доехав до улицы Мичурина и выпрыгнув из машины в светящиеся кривые трамвайных путей, думала совсем о другом. Крыса. Крыса в конторе! Двойной агент, предатель. Спецоперацию в Лондоне он предотвратить не мог. Но смог сделать все, чтобы она закончилась пирровой победой. Заратустров опять потерял след, опять! Утечка. Кто в их группе?..
– Двести с вас.
– Возьмите.
Подождав, пока красный огонек машины исчезнет за редеющей поздне-осенней листвой, Альмах подошла к неприметному дому с копошащимися зубцами кирпичной кладки на углах. Пластиковая карточка – в прорезь ржавого почтового ящика; там щелкнуло. Открывшаяся дверь впустила ее прямо в допотопный лифт. Потом пятью бледными длинными, сухими пальцами она приложилась к обнажившемуся экрану, висевшему на грязно-серой стенке. Лифт вздрогнул, приняв ее папиллярный код, и тут же бесшумно, без единого скрипа, упал вниз. Быстро. Разъехавшиеся двери выпустили ее в коридор – вот они, лампы дневного света в решеточках, вот она, неряшливая стеновая панель. Торчат трубы, висят провода.
За первым постом сидит Хуснутдинов. Мурек Хафизович – плотный, краснолицый татарин, едва умевший говорить и читать по-русски, но знающий двадцать три языка, включая греческий и хинди. В Управление его взяли за способности к языкам да за дар видеть тонкие астральные тела уже отходящих, умирающих существ. Его берегли, брали с собой на каждый «тяжелый» случай – на труп или почти труп. Но сейчас, как и все офицеры Управления, он дежурил. Дежурил и гадал кроссворд в кем-то оставленной бесплатной газетенке украинского землячества.