Свидетельница
Шрифт:
– Пример?
Ева растерялась. Нет, это не потому, что она и сама не знала. Честно говоря, не было пока в её планах углубляться в эту тему. Он просит от неё пример, но ведь и сам прекрасно знает, что она ему ответит. Нет никакого желания делать этого.
– Ты, - просто, без обиняков дала ему ответ девушка, затем глубоко вдохнула воздух, задержала дыхание на несколько секунд, словно пыталась как можно дольше насладиться только что поступившим в неё кислородом, успеть насладиться, как если бы это был её последний шанс сделать это.
– Я?
– Да, ты не ослышался.
Том проигнорировал
– Смело. Похвально. А… доказательства? – в нём чувствовалось нарастающее нетерпение, будто он только и ждал этот самый момент. Сощурив глаза, Реддл провёл рукой по взъерошенным волосам девушки, явно не просто от любопытства, какие они на ощупь.
– Есть ли у тебя что-то, против чего я точно не смогу возразить?
– Их не так уж и мало, Том. К примеру сейчас.
Поджав губы, Ева прикрыла глаза, дабы не видеть, как молодой человек с невинным выражением лица берёт одну прядку и довольно сильно тянет в свою сторону, доставляя ей неприятные ощущение, а порой и откровенную боль. Так, уже беря в руки третью и, кажется, самую маленькую по объёму прядь, она почувствовала, что в этот раз он уже не просто тянет, а вырывает с корнем. В голове, в том месте, где были эти пару длинных волос, на миг начало саднить, как если бы ушибла ногу, а затем всё внезапно прошло.
Резко распахнув веки, Ева повернула голову в его сторону с искажённым от злости лицом. Наследник Слизерина вполне дружелюбно кивнул ей и опять переключился к изучению своего нового трофея.
– Хорошие волосы, - одобрительно произнёс парень, - не повреждённые. Учитывая, как ты сейчас отвратно ешь, можно было ожидать, что они предстанут передо мной в плачевном состоянии, но, похоже, хорошие гены.
– Кто тебе вообще разрешал вырывать мои волосы?! – выкрикнула Ева, вскакивая со своего места.
– И почему ты решил, чёрт побери, что я отвратно ем?!
– Ты плохо ешь. Это очевидно. Только идиот не может заметить, что ты стала худее. Правда, вынужден признаться, что тебя это даже красит. Не пойми мои весьма необычные вкусы, но у тебя такой формат внешности, которому идёт практически всё. Ты, если не ошибаюсь, такая уже третья или четвёртая по счёту.– Вытащив волшебную палочку, он направил её к волосам, и те исчезли в место, известное только ему. Лениво стряхивая с себя невидимые пылинки, тягучим голосом студента, проработавшего весь день, продолжил: - Ты права, мне никто не давал право делать это. Но, дело в том, что я просто захотел, а для меня мои желания гораздо важнее твоих недовольств. Уж прости. Я всегда беру то, что принадлежит мне по праву. А ты, если не забыла, до сих пор у меня в долгу.
С каждым словом ей становилось всё хуже и хуже в плане эмоций. Злость, презрение, а затем вспышка агрессии, пожалуй, впервые за это долгое время такая сильная.
Она не промахнулась с ударом, попав в намеченную цель. Хотя и цели конкретной не было. Главное было – это оставить на нём значимый след, являющийся результатом его же фраз.
Из-за бури эмоций в её груди когтевранка даже не услышала, каким сильным
Ещё удар. И ещё. Не разбираясь, как именно причинить ему боль – в виде хлёсткой пощёчины или кулаком, она вновь замахнулась, совершенно уже ничего не видя перед собой.
Мир, такой ранее разнообразный, превратился в одного человека, Тома Реддла, безнадёжно сидящего на диване. Прекрасно. Очень хорошо, что он не встал перед тем, как начались её атаки. Трудно отбиваться, когда нападающий имеет больше преимуществ.
С каждой секундой это её ещё больше захватывало и отуманивало разум. Ей не нужно было больше злиться на него, потому что другое, совершенно новое чувство заменило это. Каждый удар приносил радость, но не ту, что испытывают люди, которые наконец ответили своим обидчикам, как следует, а ту, что приходит с новым появлением боли в его глазах, пусть и тут же удачно скрывающейся. Никогда эти глаза не выражали столько удивления, непонимания, как сейчас. Ей удалось сделать то, что не удавалось остальным. И это добавляло гораздо больше удовольствия, какого-то странного удовольствия.
– Ну всё, Ева, достаточно.
Тот факт, что он ещё может разговаривать, заставил девушку удивиться и приостановить свои действия, а рука, готовая уже в который раз ударить его по щеке, замерла в нескольких сантиметрах от цели.
Сердце билось настолько быстро, что, наверное, не только она, но и слизеринец мог услышать его стуки. Потерянность. Сбившееся дыхание.
Одной рукой грубо оттолкнув девушку, да так, что она, будучи в неопределённом состоянии, чуть не грохнулась на пол, другой же прикоснулся к щеке, скрывая её часть. Медленно встал.
– Неплохо, - без намёка на издевательство тихо проговорил Том, поднося руку к свету, испачканную кровью.
Ева ничего не ответила. Лишь широко распахнутые глаза с ужасом глядели на совершённое ею дело. Вся правая щека Тома была покрыта покраснениями от ударов, кое-где уже превращаясь в синяки. Но это была не самое страшное, по сравнению с несколькими глубокими длинными царапинами, из которых, не переставая, сочилась кровь. Неужели всё это сделала она??
К горлу подкатывал комок, вот-вот готовый превратиться в слёзы.
– Том… Я… Я не… - пытаясь подавить вырывающиеся всхлипы, девушка зажмурилась, схватившись за голову. – Я не хотела… Не хотела…
Крепко держась за свои волосы, Ева не могла уже больше делать вид, что всё не так уж и плохо.
Нет. Всё просто ужасно.
Зачем она сделала это? Почему именно сейчас?
Всхлипы переросли в откровенные рыдания. Слёзы катились по щекам, капая на пол и свитер. Но от этого ей стало лишь хуже. Ева чувствовала, что должна каким-то образом выплеснуть из себя это отвратное чувство – стыд и отвращение к себе, но ничего не получалось. Плача, иногда между короткими перерывами бормоча что-то невнятное, внутри словно поставили барьер, мешающий ей освободиться от всего этого. Оно лишь ударялось об преграду, отдаваясь сильной болью в груди, готовой уничтожить всё изнутри. Хотя можно было это сделать прямо сейчас. Хотелось. Можно было попробовать разорвать себе грудь, лёгкие, сердце – лишь бы найти то, что так мешает ей спокойно дышать и не плакать.