Свирепый

Солсбери Дж. Б.

Не могу поспорить. Что я знаю о воспитании девочки-подростка? Ни черта, вот что. Но знаю, о чем думают юноши возраста Дэвида, поэтому мысленно отмечаю, что надо присматривать за ним.

— Вкусно. — Хвалю еду, потому что она действительно хороша. Я удивлен, что она так легко смогла что-то приготовить. Ванесса, которую я знал, не могла разогреть пиццу.

Она с опаской смотрит, как я откусываю.

— Я должна пойти прибраться. — Ванесса поднимается на ноги и спешит к двери.

— Нет, не надо. — Я хватаю ее за предплечье, чтобы остановить.

Тарелка

выскальзывает у нее из рук и разбивается об пол.

— Черт! — Я наклоняюсь, чтобы убрать беспорядок.

Она опускается на корточки, чтобы сделать то же самое.

— Не надо. — Я пытаюсь заставить ее позволить мне убрать. — Я сам!

— Не кричи на меня! Это ты меня схватил. — Она собирает разбитые осколки.

— Я же сказал, что сам уберу!

— Почему ты так злишься?

— Я не злюсь! — рычу я.

Ванесса не вздрагивает и не отступает. Наоборот, наклоняется еще ближе к моему лицу.

— Прекрати кричать на меня!

— Я не кричу! — Когда мой голос эхом отражается от стен, я понимаю, что очень даже кричу. — Просто не трогай. Ты порежешься.

Она полностью игнорирует меня.

— Не указывай мне, что делать. — Собрав в руки осколки тарелки, она уходит в дом.

Я провожу обеими руками по волосам и дергаю. Господи, эта женщина всегда задевала все мои нервы. Находиться рядом с Ванессой — все равно, что подключить мою центральную нервную систему к атомному источнику энергии. Стимулирует — это еще мягко сказано.

С тарелкой и бокалом в руках я присоединяюсь к ней на кухне, где она убирает посуду в раковину. Мне приходится немного потеснить ее, чтобы добавить свою тарелку, но она не уклоняется от меня, а стоит на месте.

— Почему бы нам обоим не сказать то, что мы действительно хотим сказать, и не закончить этот разговор? — Я с грохотом опускаю тарелку.

Глядя прямо перед собой, она выключает воду и вытирает руки, и только после этого поворачивается ко мне лицом.

— Думаю, ты прав.

— Может, нам стоит посидеть в столовой...

— Да кто ты такой, мать твою. — Ванесса подкрепляет свое ругательство тычком пальца в мою грудь. — Думаешь, что можешь влезать в нашу жизнь и выдвигать требования, а? Ты не заслужил право быть здесь. Когда ты узнал, что я беременна, ты хотел, чтобы я покончила с этим. Хотел, чтобы мы оба исчезли!

Я подаюсь вперед, вторгаясь в ее пространство, но, черт возьми, женщина не сдвигается с места.

— Это чушь, и ты это знаешь. Ты говоришь себе, что все так и было, чтобы не брать на себя ответственность за то, что испугалась и сбежала, а не встретилась со мной лицом к лицу. Ты прислала мне гребаное письмо, Несс. Письмо, в котором говорилось, что ты беременна. Я звонил тебе несколько дней, но ты не отвечала. Ты постоянно говорила о своих грандиозных планах, и я предположил. Решил, что ты хочешь прервать беременность. Мне чертовски жаль, что я ошибся.

— Ха! Как будто ты бросил бы все дела, чтобы прийти и поддержать маму-подростка? Да ладно!

У тебя тоже был план.

— Был. И все пошло прахом после твоего исчезновения.

Впервые она отступает на шаг. Смущение искажает ее черты.

— Что это значит?

— Забудь об этом. — Я отворачиваюсь от нее, чтобы налить себе еще выпить. Черт, может, я просто возьму всю бутылку.

— Нет, ты хотел разобраться с этим дерьмом. Давай разберемся. Что значит, твой план провалился?

Я опрокидываю в себя порцию текилы.

— Я не могу делать это с тобой прямо сейчас. — Идя в свою спальню с бутылкой текилы в руке, твердо решаю оставить между нами дистанцию. Я хочу, чтобы она и Хейван остались, и если не смогу сохранить мирные отношения в первые двадцать четыре часа ее пребывания здесь, то у меня нет надежды удержать их в течение месяца.

— И кто теперь убегает?

Мои ноги замирают.

— Я не убегаю.

— Странно, потому что я вижу только твою спину.

Я поворачиваюсь и делаю шаг в ее пространство.

— Ты хочешь сделать это сейчас? Отлично.

Она поднимает бровь с вызовом.

— Я вернулся домой, как только смог. Через две, может быть, три недели после того, как отправил тебе деньги и ничего не услышал в ответ. Твои родители сказали мне, что все улажено и что ты отправилась заниматься миссионерской работой в гребаную Южную Америку!

Она отшатывается.

— Они сказали, что ты проводишь свой выпускной год за границей и что будешь на связи, если захочешь.

— Они отослали меня, чтобы я не расстраивала предвыборную кампанию отца.

Тяжесть в моей груди опускается в живот. Я полагал, что ее родители, какими бы богатыми они ни были, какие бы семейные ценности ни пропагандировали, позаботятся о ней. Мне следовало бы знать, что их преданность семье была больше направлена на получение политической выгоды. Мама Ванессы всегда перекладывала родительские обязанности на свой домашний персонал. Всегда отправляла семейного повара на научную выставку Ванессы вместо себя.

Тогда мне это не казалось странным. В конце концов, моя мама принимала минимальное участие в нашем воспитании. Но, думая о Ванессе как о молодом, напуганном, беременном подростке, нуждающемся в поддержке, и о том, что родители отправили ее прочь, я желаю того, чего у меня нет. Например, машину времени, чтобы все вернуть назад.

— Мне очень жаль, — говорю я так тихо, что даже сам едва слышу свой голос. — Я не знал этого.

— Ты удивлен, что мои родители солгали тебе? Они готовы на все, чтобы спасти свою драгоценную репутацию.

Я пожимаю плечами.

— Я им поверил. И ждал, когда ты позвонишь. Твой телефон больше не работал, и я проебал весь семестр, беспокоясь о тебе. Потерял место в команде. Тогда я решил бросить хоккей и работать в «Норт Индастриз».

Решение, которым я изо всех сил старался гордиться с того самого дня, как принял его. Я держу это в себе.