Свирепый
Шрифт:
— Это я, — мягко произносит Несс с другой стороны. — Можно войти?
Я должен сказать «нет». Должен прогнать ее, сказать, что сплю или принимаю душ. Но буря дерьма, бурлящая внутри меня, отчаянно требует выхода.
— Да. — Я не уверен, что она вообще меня услышала, пока не щелкает дверная защелка и свет из коридора не проникает в комнату прямо мне в глаза.
Она колеблется, когда видит меня. Из-за яркого света за ее спиной я не могу разобрать выражение ее лица, но, судя по языку тела, она опасается войти в логово голодного льва. Действительно умная женщина.
«Уходи», —
Ванесса заходит внутрь.
— Почему ты сидишь в темноте?
Я не отвечаю.
Она пересекает комнату, подходит к прикроватной тумбочке и что-то кладет на нее, после чего включает свет.
— Я принесла тебе кусок пиццы. — Она пересекает пространство между нами и ставит перед моими глазами стакан со скотчем. — И вот это.
Я беру стакан без слов благодарности и выпиваю содержимое одним глотком, затем передаю ей обратно.
— Хорошо, — говорит она, затем делает пару шагов назад и садится на мою кровать. — Что происходит, Хейс?
Я слизываю скотч с губ и обдумываю, как именно ответить.
— Ты расстроен. — Красивая и наблюдательная.
— Я же сказал, что не голоден, — огрызаюсь я. — А теперь убирайся.
Большинство людей, которых я знаю, выбежали бы из комнаты, дрожа.
— Хм... — Она скрещивает ноги, устраиваясь поудобнее. — Это из-за Тэга, да?
— Ванесса, — рычу я. Слыша, как она произносит его имя, мне хочется что-нибудь сломать. — Отвали.
Она смеется. Искренне смеется. Правда, не так беззаботно, когда откидывает голову назад и вытирает слезы с глаз. Этот смех больше похож на «ты жалкий засранец». И она не ошибается.
— Все еще так предсказуем. — Она опирается локтем на скрещенные колени и наклоняется ближе. — Знаешь, в чем твоя проблема?
— В странном мужчине, который играет роль отца моей дочери?
— Нет. Твоя проблема в том, что ты не говоришь о своих чувствах.
— Чушь собачья. — Я усмехаюсь. Громко.
— Ты даже не сталкиваешься с ними честным образом.
— И ты знаешь это обо мне по тем двум часам, которые мы провели вместе за последние семнадцать гребаных лет?
— Да. Знаю. Потому что ты вырос в семье, где чувства равнялись слабости. Единственные черты, которые подкреплялись — это успех и совершенство.
— Большое спасибо за анализ, доктор Фил. Теперь убирайся отсюда.
— Тебя не убьет, если поговоришь о том, что чувствуешь, Хейс.
Я наклоняюсь вперед, чтобы приблизиться к ней, и наполовину ожидаю, что она отступит. Но та этого не делает.
— Хочешь знать, что я чувствую?
— Лучше знать, чем продолжать гадать.
— Ты меня поимела!
— Что? — Наконец она отшатывается.
— Ты слышала. Ты лишила меня шанса на отношения с нашей дочерью.
— Мы снова об этом говорим? — Она хлопает ладонями по бедрам. — Да, Хейс. Лишила. Потому что ты так хорош в отношениях.
— Что, блядь, это значит?
— Это значит, что ты мудак.
— Ну да, по крайней мере, я не бросаюсь на первого попавшегося мужика, чтобы он помог мне вырастить ребенка, оставшегося без от...
Ее рука взлетает слишком быстро, чтобы я успел увернуться.
— Ты ничтожный, жалкий человек. — Ванесса встает, чтобы уйти.
— Забери пиццу с собой. Она чертовски воняет!
— Засунь ее себе в задницу, — говорит она и захлопывает дверь.
Я падаю обратно в кресло и потираю щеку, чувствуя... странное удовлетворение. Беспокойная нервозность немного улеглась, и я чувствую себя более расслабленным. Спокойнее. Я получил бой, в котором так нуждался. И за это мне хочется броситься к ее ногам и поблагодарить. Что это дерьмо обо мне говорит?
Ничего хорошего, это точно.
ГЛАВА 14
Ванесса
На следующий день мы с Хейван и Тэгом отправляемся в небольшой тур по Нью-Йорку, показать ему столько, сколько успеем до его вылета. Мы едим рогалики в Центральном парке, гуляем по Таймс-сквер, а потом по Хай-лайн. Хейван идет в нескольких метрах впереди нас, общаясь по FaceTime с Лией. Мы с Тэгом идем в дружеском молчании, настороженно приглядывая за Хейван, словно заботливые родители.
— Итак, — наконец, говорит Тэг. — Хейс. — Он произносит это имя так, словно от него исходит неприятный запах. — Не знаю, чего я ожидал, но не... это.
Я вздрагиваю от того, что он говорит о Хейсе как о вещи, а не как о человеке.
— Он всегда был таким холодным?
Я думаю о своем споре с Хейсом прошлой ночью. Как он отчаянно пытался причинить мне боль, и все же, все, что я чувствовала, это жалость к нему. Мои родители, несомненно, испортили меня, но родители Хейса поступили с ним гораздо хуже. Думаю, именно поэтому его вспышки никогда меня не расстраивали. Этот человек несет в себе бурю, заложенную в нем с детства, и иногда, когда жизнь задевает его за живое, мы видим проблески молний.
— Хейс всегда был сложным.
Тэг почему-то находит это забавным. Я вздрагиваю.
— Извини, но он несложный. Он просто нехороший.
— Он хороший, — защищаю его, хотя внутренний голос напоминает мне, что Хейс очень даже нехороший. — Ему приходится со многим справляться.
— Как и всем остальным, — возражает Тэг. — Должно быть, очень трудно понять, что делать со всеми этими деньгами.
На деньги можно купить многое. Несокрушимое сердце в это число не входит. Я знаю это по собственному опыту. Вместо того чтобы поделиться этим с Тэгом, просто киваю.
— Вы с ним хорошо ладите? Ну, знаешь, как в старые добрые времена?
Я таращусь на Тэга.
— Что? — Он поднимает руки в защиту, но при этом ухмыляется.
— Ты спрашиваешь меня, трахаюсь ли я с отцом Хейван?
Он засовывает руки в карманы и пожимает плечами.
— Я бы не так выразился, но... да, наверное, да.
— Нет. И это не твое дело.
Он хихикает и обхватывает меня за плечи.
— Я знаю. Просто забочусь о тебе.
Я берусь за руку, которая опустилась мне на плечо. Большая, шершавая, с мозолями, совсем не похожая на руку Хейса.