Свобода в широких пределах, или Современная амазонка
Шрифт:
Шагнула Вера Васильевна к веревке и давай все сдирать — Пашкины рубашки, простыни, кальсоны Сергея. И валенками их в снег уминает. Вот вам! За то что над человеком издеваетесь. Думаете, только вам счастья хочется? А Вера Васильевна уже и на капельку рассчитывать не может?
Она обернулась и увидела, что Тонька и Сергей смотрят на нее в окно кухни. Если бы они ей что-нибудь крикнули, или пригрозили, или выскочили на улицу и кинулись с кулаками — Вера Васильевна не отступила бы. Она бы им тут дала бой, и тогда бы уже никто не посмел усомниться ни в ее чувствах к Антону Бельяминовичу, ни в его существовании, ни в их общем будущем счастье.
Но
Весь день она пролежала. И не то чтобы печень болела — нет, слава богу, ничего, и не то чтобы дел не было — дела всегда есть. А одно и вовсе неотложное — достать деньги. Эта мысль не выходила из головы. И когда время шло уже к обеду, Вера Васильевна подумала, что, может, продать кое-что из тех вещей, что в чемоданах. Конечно, сегодня четверг, толкучка закрыта, а в комиссионный нести — проценты сдерут и ждать неизвестно сколько, лучше пойти в «Восход», встать там на втором этаже, около лестницы, а вещи в руках держать — обязательно кто-нибудь подойдет, поинтересуется. Правда, вещи не очень модные, но для пожилого человека в самый раз, они как раз и покупают. А у свиристелок вроде Ленки откуда деньги? Много она там не наторгует, но хоть сколько. В ее положении, когда и рубля нет, любая сумма пригодится.
Надо бы выбрать что-нибудь и пойти, надо это сделать, ведь никто, кроме нее, Антону Бельяминовичу не поможет, а ему сейчас очень тяжело, но сил нет, словно оборвалось у нее все внутри, и даже странно представить, как это она вчера, после ночного дежурства, опять побежала на базу — как девочка. А сегодня совсем сил нет. И думать ни о чем не хочется, так и лежала бы всю оставшуюся жизнь, и ничего ей больше не надо. То есть так много надо, а сил совсем нет, и ничего она сделать не может, даже встать и до «Восхода» дойти. Поэтому и думать ни о чем не надо. Вот так лежать, и все. И никакой оставшейся жизни ей не надо. Сейчас бы уснуть и больше не просыпаться. Нужно только сначала Белочку покормить, а то начнет визжать, и не уснешь. Хотелось бы и Анне Ивановне долг прежде отдать. Но ей там по больничному листу причитается. Сообразит она, наверное, эти деньги взять. Или постесняется? А если немного меньше будет, так уж ладно, простит, наверное. Или пусть за это не сдает деньги, когда все Вере Васильевне на венок или что там еще собирать будут. Так Виктор и не узнает, куда она эти пятьсот рублей истратила. Но это тоже ладно, другие жены куда больше тратят в неизвестном направлении. А тут за пятнадцать лет только пятьсот рублей выманила. Это, если на годы разделить, по сколько получится? По тридцать три рубля тридцать три копейки в год, меньше, чем по три рубля в месяц. Такой расход он выдержит. Еще жаль, что Игорю так деньги и не перевела. Тут уж ничем оправдаться нельзя. Верно все-таки про мачех говорят. Был бы родной сын, не истратила бы. Но раньше-то она ему всегда посылала, сама, без подсказок Виктора Степановича. А тут соблазнилась на эти двадцать рублей. Стыдно, конечно. Но ничего, он
Обиднее всего, что столько писем и открыток от Антона Бельяминовича пропало. Теперь их где искать? И даже неизвестно, на кого думать. Злые люди все-таки, ох какие злые!
Но после обеда Вера Васильевна пересилила себя, сходила в магазин, купила мяса, и к приходу Виктора Степановича обед был готов. Виктор, конечно, разулыбался (готовился, наверное, к худшему), пошли в ход приемы сложные и попроще. В таком настроении разве будешь про какие-то деньги вспоминать? Один раз живем (колымчане тоже так иногда думают)! И Вера Васильевна о деньгах забыла — эти, уже, истрачены, новые нужно доставать. А так все нормально — тихо, уважительно, как в лучших домах.
И тут звонок. Вера Васильевна даже вздрогнула — несет кого-то. Ясное дело, не к добру. Она уже даже писем Антона Бельяминовича боялась — подождите, дайте это задание выполнить.
А это Сергей с Тонькой, Виктор как их увидел, там и вовсе расплылся. Еще бы, собутыльник идет, хороший вечер будет!
— Правильно, — говорит, — а то мы вчера и не поговорили. Бабскими делами занялись. А это у тебя что?
А у Сергея в руках магнитофон, та самая «Вега-305», триста тридцать пять рублей. Вера Васильевна ее в «Восходе» купила, можно и паспорт не смотреть, по коробке видно, с одного бока немного порвано. А Тонька узел держит.
— Подарочки, — говорит Сергей, — тут еще бутылка спирта была. Мы выпили, извини, механик. Она мне вчера очень под настроение пришлась. Но ты не бойся, я две «Экстры» принес.
— Ладно, — Виктор говорит, — у меня тоже найдется. А подарки кому?
— Да это же твои пятьсот рублей. Ты вчера говорил, что Вера их куда-то пристроила. Вот и получай обратно. Нам чужого не надо.
— Я ей говорю, возьми, — Тонька вступила, — а она убегает. Как дурочка, честное слово. И еще все белье потоптала.
— Стойте, — говорит Виктор Степанович, они сгрудились все четверо в узком коридорчике, Вера Васильевна из-за спины Виктора выглядывает. — Ничего не пойму. Это Вера все купила? А как они к вам попали?
— Да ты не волнуйся, механик. Бабья дурь, и больше ничего. Тонька обиделась что твоя жена ей под Восьмое марта деньги не заняла, и решила подшутить. Написала ей открытку от одного человека.
— Неправда, — сказала Вера Васильевна, — врет он все.
— Не вякай! — оборвал ее Виктор.
— А потом письма стала за того человека слать, подарки требовала. Вера покупала и к Тоньке их относила, чтобы та отправляла.
— Она думала, что уже профессоршей стала. Уй, я не могу!
— Цыц! — сказал Сергей. — Понял?
— А зачем она эти вещи покупала?
— Ну, влюбилась, что ли. Приятное сделать хотела этому человеку.
— Она в Америку к тему бежать собралась, ее там на вилле говорящие попугайчики дожидаются.
— Так, — сказал Виктор Степанович, — а твоя жена, выходит, ни при чем?
— Да как же! Она все это и придумала.
— А если она это придумала, ты зачем ее брехне веришь? Зачем вещи принес? Мало ли, что она придумает.
— Так ваши вещи-то.
— Чем докажешь? Я этот ящик первый раз вижу.
— Спроси жену, покупала она магнитофон или нет?
— Ну да, конечно. Моя жена, значит, кому-то подарки делала, а твоя, святая, все на Верку переложить хочет. Так, да?