Сводный монстр
Шрифт:
Но она вдруг подошла к нему и положила руки на плечи, заглядывая в глаза. В свои четырнадцать он был уже на голову выше ее. В расширенных зрачках матери он видел свое искаженное отражение. Яркая синева ее глаз привычно успокаивала.
Рене была полна решимости, в ней не было ни капли истерики.
— Послушай, сынок, — твердо произнесла она. — Твой папа не плохой человек. Он не обманывал меня. Я знала, что у него кто-то есть, я его не осуждаю, потому что, самое главное — мы с ним давно уже… не вместе. Просто живем под одной крышей.
— Но ты не должна уходить сейчас! —
— Прости, малыш, я знаю тебе сейчас больно, и мне горестно от этого — расстроенно ответила она. — Но именно сейчас, мне лучше уйти.
— Кода все только начинается? — словно не веря противился Макс.
— Все будет хорошо, я просто хочу освободить его от всего этого. Твой папа заслуживает счастья. Пожалуйста, пойми меня.
— Тебя я может и пойму, а его нет, — прошептал он. — Как он может отпустить тебя?
Она ничего не ответила, и Макс понял, что все это бравада. Что ей тоже жутко страшно. Впереди болезнь и никакого намека на светлое будущее, только тьма. С каждым днем ей будет только хуже. Знать и жить с этим — никому такого не пожелаешь, и он увидел, как она напугана.
Ему всего четырнадцать лет, но он принял твердое решение — не бросать ее, уехать с ней. Мать сначала противилась, пыталась подговорить Юргена, чтобы он не разрешал, но все бесполезно.
— Я буду с тобой, — спокойно, но твердо произнес сын, и Рене тогда впервые поразилась, какой он не по годам взрослый.
Вдвоем они переехали на крохотную квартирку на окраине Мюнхена, Макс перешел в новую школу поближе, Рене по-прежнему ходила на работу, скрывая от всех свой диагноз.
Но это не могло длиться вечно. И однажды кошмары превратились в реальность.
Рене Мартенс работала учителем в начальной школе, и, пока Макс был маленьким, он тоже учился в ее классе. Как только дети достигали десяти лет, они переходили в среднюю школу на поруки другому классному учителю, а Рене получала новых первогодок.
Поначалу Макс даже думал, что это чудовищная врачебная ошибка, ведь с его матерью долгое время все было… в порядке. Она смеялась, хмурилась, постоянно что-то писала и читала, они подолгу разговаривали после просмотра хорошего кино, обсуждая героев и сюжет, иногда ругались и спорили. Часто вместе катались на лыжах в зиму. Макс уже пару лет как увлекся сноубордом, тут же забросив лыжи, но, чтобы кататься с матерью по одним и тем же трассам, он снова достал их обратно. Ботинки сильно жали, но он молчал. Он часто теперь молчал о том, что джинсы становятся коротковаты, а футболки уже облезли и выцвели. Что нужны новые учебники и письменные принадлежности. Оставив дом Юргена, они оставили прежнюю беззаботную жизнь. Но он не роптал. И зная, что зарплата учителя крохотная, он просто спускал джинсы чуть ниже, брал учебники в библиотеке, а чего не было — ксерокопировал у классного руководителя.
Раньше у Макса всегда было много друзей, к нему постоянно тянулись ребята, но теперь он стал слегка замкнутым и угрюмым, и хотя он надеялся и верил, все равно с нехорошей тяжестью на сердце ждал.
Однажды
Макс прогуливал тогда школу дома, но мать не ругала. Он часто прогуливал, честно стараясь, чтобы прогулы не сильно влияли на его успеваемость. Но если была возможность улизнуть — он так и делал, пропадая в скейт-парке или на склонах за городом, отрабатывая все новые финты. Искренне мечтая однажды стать лучшим, выиграть медаль и порадовать мать.
Он покосился на короб и сразу все понял. Рене взглянула на него красными от слез глазами и тихо проговорила:
— Меня уволили.
Тот молча смотрел на нее, не зная, как реагировать, но она устало села на стул, так и не расставшись с коробкой. Наверное, попросту забыла про нее.
— Пару месяцев назад я поняла, что не могу вспомнить имени ученика. Потом двух. Потом всего класса. Я читала фамилии в журнале и просто смотрела кто поднимает руку. Даже клеила им на грудь стикеры, но это все оказалось бесполезным. На следующий день я опять не могла вспомнить их имена. Тогда они просто стали учениками, без имен. Я попалась по глупости, представляешь? По такой глупости, — она смахнула слезы и Макс подошел, осторожно забирая короб. — В класс вошел пожилой мужчина и я подумала, что он за Барбарой, она одна осталась по списку, кого не забрали. Я сказала ей «беги к папочке». Боже мой…
Рене всхлипнула, но постаралась улыбнуться.
— Это оказался ее дед? — иронично отозвался Макс, не зная, как подбодрить мать. Но она усмехнулась и покачала головой.
— Нет. Это был наш директор, — она не выдержала и вдруг прыснула. Он тоже засмеялся.
Они сидели как дураки на стульях в крохотной кухне, смеялись над этим случаем, до конца не осознавая, насколько все плохо. А беда не ждала долго.
Мать по-прежнему значилась женой Юргена, и органы опеки не интересовались заботящимся о матери сыне. Думали, что отец проживает с ними. С этой стороны никогда не было проблем.
Макс сильно испугался, когда однажды мать ушла в магазин и не вернулась. Сначала он даже не обратил внимания, но когда по прошествии почти двух часов она так и не вернулась с макаронами, за которыми пошла, он заволновался. Набросил куртку и бегом бросился к магазину. Подробно допрашивал продавца и тот кое-как вспомнил женщину средних лет, которая стояла у прилавков и растерянно оглядывалась. Ушла, ничего не взяв.
С колючим холодом на сердце Макс прочесал весь район, прежде чем нашел мать в соседнем парке. Она сидела на скамье, дрожала и испуганно озиралась.
— Мам? — взволнованно воскликнул он, настороженно взирая на испуганную женщину.
— Макс? — тихо ответила она ему и распахнула глаза, словно до нее что-то дошло. Вздохнула с облегчением. — Сынок! Я так испугалась!
Оказалось, что в магазине она вдруг забыла за чем шла. И даже хуже. Она забыла как ее зовут. И где она живет. Стояла и в ступоре разглядывала все вокруг, не понимая, как она там оказалась. Ушла и бродила по окрестностям, не зная, куда идти и где ее дом. И только голос Макса привел ее в чувство.