Свое время
Шрифт:
Снизу по лестнице степенно поднялся к нам Семен Васильевич Гладилин, наш партийный секретарь.
– Подбросьте огоньку, мужики, - добродушно улыбаясь, попросил он.
Паша Шулепов протянул ему свою горящую сигарету. Семен Васильевич осторожно взял ее и, стараясь не помять, сделал несколько мелких и частых затяжек. Лицо его подсветилось, как от костра. И казалось, что такой же горячий уголек вспыхнул на мгновение в черных глазах Алика Синецкого. Он заговорил, вроде бы ни к кому не обращаясь, куда-то в пространство, но речь
– Нет, я все-таки не понимаю, сколько можно гонять нас, высокообразованных людей, в колхозы, на овощные базы, заставлять выполнять неквалифицированную работу грузчика, сортировщика, черт знает кого из-за полного отсутствия малой механизации. Ту работу, за которую уже кому-то заплатили. Это же невыгодно государству, стране. Миллионы рублей ежегодно тратятся на ветер. Зачем? Ума не приложу. Прямо вредительство какое-то.
Гладилин словно не слышал тирады Алика. Было у него такое свойство оставаться на людях глубоко погруженным в неведомые остальным заботы какого-то иного, гигантского, похоже, масштаба. Но при словах "государство", "страна", "миллионы" Гладилин поднял спокойные глаза на Алика и веско возразил ему:
– Все это - временные трудности. Первая в мире страна победившего социализма. В отличие от волчьего принципа империализма мы помогаем друг другу. Интеллигенция, служащие работают на колхозных полях, чтобы обеспечить прилавки овощами, картошкой, фруктами. Плохо ли закусить сто грамм соленым огурчиком?
– перевел разговор в плоскость шутки Семен Васильевич.
– То, что надо, - радостно поддержал его Паша Шулепов.
– А вот в сегодняшних "Известиях" напечатана статья против того, чтобы отрывать людей от дела. Так и сказано, хватит пускать миллионы на ветер.
Алик торжествующе уставился на Гладилина.
Тот не смутился:
– И правильно! Давно пора было поставить этот вопрос ребром. Я же говорил тебе, что трудности эти временные. Теперь пусть колхозники в полную силу потрудятся, а мы - на своих участках.
Гладилин сильно затянулся, лицо его опять подсветилось, и выпустил через ноздри две струи серого густого дыма.
Мы молчали.
– В сегодняшних "Известиях" говоришь?
– спросил он у Алика.
– Надо почитать.
И также степенно пошел вниз.
Вот она - сила печатного слова, подумал я.
Мы продолжали молчать. Когда в наших прениях наступала долгая пауза, то это означало, что все актуальные темы исчерпаны. В такие моменты затевался спор, поначалу добродушный, просто так, ни о чем, но постепенно доходящий до высокого накала, до хрипоты. Такой спор мог длиться, то угасая, то вспыхивая, по несколько дней, пока не иссякал ввиду своей полной безысходности. Вот и сейчас сцепились Алик Синецкий и Лева Фалин.
– А все-таки второй стакан чая горячее, - как всегда начал первым Алик.
Два дня назад во время такого
– Вот интересно, если налить подряд два стакана кипятком из чайника, который стакан будет горячее?
– Конечно, второй, - быстро ответил Алик.
– Почему?
– Потому что первый уже остывает, пока ты наливаешь второй.
– Но ведь и чайник остывает тоже.
– Конечно. Но зато в чайнике больше кипятка, значит, больше его теплоемкость, значит, больше сохраняется тепла, поэтому второй стакан горячее.
– Так ведь поначалу в чайнике было на стакан больше и кипяток был горячее, выходит, что первому стакану досталось больше тепла. Конечно, он горячее.
– Подумай, глупый. Пока ты наливал, стакан был холодный, он забрал тепло и стал менее горячим, чем чайник, то есть он холоднее.
– Я не глупый, я просто хочу понять. С другой стороны, второй стакан был такой же холодный, как и первый...
Все доводы были давно уже исчерпаны, оставалась убежденность в своей правоте. Алик твердо стоял на своем, Лева - на своем.
Мне надоело слушать эту схоластику, и я решил подбросить им задачку посложнее. Так, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь:
– Тихо, ребята, а вот если Москва опустеет, то за сколько лет она зарастет?
– Так, чтобы совсем не было видно, что здесь был город?
– спросил Алик.
– Да. С высотными зданиями.
– Очень долго, - высказал свое мнение Паша.
– Сотни лет, - неуверенно протянул Лева.
– Это можно легко подсчитать, - загорелся Алик.
– Вот и займись, - я двинулся вниз по лестнице.
По пути я вспомнил, что меня еще вчера просил зайти председатель профкома Виктор Горобец, и поднялся к нему на четвертый этаж.
– Заходи, дорогой, - засветился радушной улыбкой Горобец, увидев меня.
– А впрочем, давай-ка выйдем, пошепчемся.
В коридоре Горобец отыскал уголок потемнее.
– Как здоровье?
– преувеличенно внимательно вглядываясь мне в глаза, спросил он.
– Не кашляешь?
– Пока не жалуюсь.
Не люблю я этой привычки у людей - в разговоре класть руку на плечо, держать за лацкан, трогать, касаться, теребить, подталкивать локтем.
– Это прекрасно, просто прекрасно, - заулыбался Горобец и погладил меня по руке.
– Я ведь что хотел? Порадовать тебя.
Он вытащил из верхнего кармана моего пиджака проездной билет, внимательно рассмотрел его, будто видел в первый раз в жизни, и снова сунул на место.
– Ходили мы на днях в райисполком, советовались, поздравляю - сказали, что дадут, тебе обязательно дадут. Без сомнений. Так что, вот какие дела, дорогой.
– Спасибо, Виктор. И вправду порадовал.
– Я тут же подумал о Наташе, какой же это будет отличный подарок к нашей свадьбе, когда она выпишется.
– С меня причитается.