Сволочь
Шрифт:
— Считайте, что нашли, — снова вмешался я. — Двадцать пять процентов можете взять себе, остальное — государству.
Родители моей спутницы покосились на меня, как на некий говорящий предмет, и снова обрушились на Лилю.
— Ты где шлялась? Ты с вот этим вот шлялась?
— Меня, между прочим, Мишей зовут, — с обидой напомнил я, но меня продолжали игнорировать.
— Что ты делала весь день? Чем от тебя пахнет? Он напоил тебя?
— От нее пахнет дарами Брюсселя, — пояснил я. — И что значит — напоил? У
— С вами, молодой человек, я отдельно поговорю, — заявил папаша. — Вы похитили мою дочь! Вы ее напоили! Вы совратили ее…
— Попрошу меня не оскорблять, — твердо проговорил я. — Я целомудрен, как история Древней Греции, и добродетелен, как «Песня Песней».
— Вы хоть понимаете, что мы чуть не сошли с ума?
— Это изумительное пограничное состояние, — ответил я. — В такие минуты люди пишут поэмы, симфонии и картины. Надеюсь, что и вы провели это время с толком.
— Наглец! Я вас убью!
— Если вы меня убьете, я на вас смертельно обижусь и не буду с вами разговаривать.
— Леня, отойди на секунду, — вклинилась в разговор Лилина мать.
Она подошла ко мне вплотную, посмотрела мне в глаза и замахнулась.
— Я вижу, вы хотите дать мне оплеуху, — не двигаясь с места, сказал я. — Точно так же обошлась одна вдовая брабантская герцогиня с блистательным Лоэнгрином. На герцогинину дочку Эльзу напали в лесу волки, Лоэнгрин вступил с ними в неравный бой, убил кровожадных тварей и спас Эльзе жизнь. А когда он доставил девушку во дворец и та предстала перед матерью в разорванных одеждах, возмущенная мамаша решила, что это спаситель ее дочки так постарался, и отвесила вдохновенному Лоэнгрину пощечину.
— Леня, что он несет? — изумленно уставилась на мужа Лилина мать, так и застыв с поднятой рукой. — Какая брабантская герцогиня? Какие волки?
Какой Лоэнгрин? Этот человек хочет, чтоб у меня начался новый приступ?
— Этот человек хочет есть, а еще больше спать, — отрезал я. — Послушайте, бдительные и любящие тираннозавры, вашей дочери двадцать пять лет, она взрослый и умный человек, а вам все хочется выгуливать ее на поводке, как несмышленую болонку. Прекратите над ней издеваться, дайте ей дышать свободно.
— Лилечка, — мамаша, не слушая меня, прижала к себе дочь, — скажи, он приставал к тебе? Он пытался тебя поцеловать?
— Что значит пытался? — удивился я. — Просто поцеловал. Она хорошо целуется для узницы с двадцатипятилетним стажем. Трогательно, нежно и очень искренне. Лиля, не молчи все время, скажи что-нибудь.
— Мама… папа… — тихо пробормотала Лиля. — Простите меня. Я. Как глупо все. Я не думала. Я не хотела. Простите.
— Пойдем в номер, дочка, — сказал Лилин отец, нежно ее обнимая. — Все будет хорошо.
— Все будет прекрасно, — добавил я. — И не забудьте по новой завязать рукава у нее на спине.
—
— Да и у меня дела поинтереснее найдутся, — ответил я. — Спокойнейшей вам ночи.
Я вышел из фойе на улицу и закурил. Вечер потихоньку превращался в ночь, звезд почти не было видно из-за растрепанных облаков, краешек одного из которых пытался прободнуть тоненьким рожком серп молодой луны. Внезапно вид ночного неба заслонили чьи-то ладони, прилегшие мне на глаза.
— Лиля, иди в номер, — сердито сказал я. — Не расстраивай родителей.
— Не угадали, Миша.
Ладони опали. Передо мной стояла Рита и улыбалась с едва уловимым оттенком насмешки.
— Извините за неудачную шутку, — проговорила она. — Мне просто показалось, что вы немного расстроены.
— Не вижу повода для расстройства. Сигаретку хотите?
— Спасибо, я не курю. Ну как, хорошо погуляли?
— Изумительно.
— И где же вы были?
— Всюду, начиная с пищеварительного тракта Чрева Брюсселя и кончая его естественным завершением в виде этой гостиницы. А почему это вас так интересует?
— Если б вы провели это время в обществе Лилиных родителей, находившихся на грани истерики, вас бы это тоже заинтересовало. А что, эта бедная девочка действительно хорошо целуется?
— Безумно. Как застоявшаяся кобылица, которая вырвалась из стойла.
— Вы целовались с лошадьми, Миша?
— Подозреваете меня в зоофилии?
— Кто вас знает. Я ведь не видела, как вы целуете людей.
Я обхватил ее и поцеловал. Поцелуй вышел небезответным и довольно долгим.
— Не получилось с одной, хочешь с другой попробовать? — спросила Рита, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.
— Я вообще ни о чем не думаю.
— Это заметно.
— Зато мы перешли на «ты».
— Перешли. Даже не представляю, на что мы перейдем, если поцелуемся еще раз.
— Давай.
— Нет, Миша, — Рита отстранила меня рукой. — Для начала хватит.
— Почему?
— Ты же, вроде, спать хотел.
— Перехотел.
— Захоти по новой. Все равно роман у нас не получится.
— В цельном виде нет, а в журнальном варианте — вполне. Так даже лучше. Там в конце каждого отрывка стоит: «продолжение следует».
— Тебе хочется продолжить?
— А тебе разве нет?
— Нет. Я мужа своего люблю.
— Боишься, что приревнует?
— Нет. Он не ревнивый.
— А тебе, наверное, хотелось бы, чтоб он был ревнивым?
Некоторое время Рита смотрела на меня молча. Затем усмехнулась.
— Проводи меня до номера, — сказала она.
— До твоего или до моего?
— Сперва до моего. А потом, возможно, и до твоего.
— Зачем такие сложности? — удивился я.
— Хочу предупредить мужа, что посижу у тебя.