Сволочь
Шрифт:
— Миша, — с отчаянием в голосе проговорила Рита, — скажи, ты знаешь французский?
— Об этом надо было спрашивать сегодня ночью, — ответил я.
— Миша, мне не до шуток. Мы заказали русского экскурсовода по Брюгге, Наталью Ушакову, а вместо нее явилось вот это… недоразумение и лопочет что-то по-французски.
— Почему же недоразумение, — возразил я, разглядывая Ритину спутницу. — Вполне определенный тип женщины легкого поведения и тяжелой судьбы.
— Прекрати, умоляю тебя! Так ты говоришь по-французски?
— Как бог!
— Честно?
— А когда я врал?
— Тогда спроси у нее, где Наташа Ушакова!
Откровенно говоря, мое знание французского ограничивалось несколькими десятками слов и дюжиной фраз. Но я решил,
— Бонжур, — обратился я к мадам.
— Bonjour! [1] — радостно ответила та.
— Са ва? — продолжал я скрести по скудным сусекам моих французских познаний.
– Ca va [2] .
1
Добрый день! (фр.)
2
Как дела?… Нормально (фр.).
— Миша, — вклинилась в нашу светскую беседу Рита, — какая еще «сова», перестань болтать с ней о ерунде. Спроси ее, где Ушакова.
— А пропо, — галантно сказал я, — У э мадемуазель Ушакова? [3]
— Ah, mademoiselle Uchakoff! — с сокрушенным видом покачала головой бельгийка. — Elle est malade [4] .
— Она говорит, — перевел я, — что мадемуазель Ушакова маляд.
— Какой еще маляд? — не поняла Рита.
3
Кстати, где мадемуазель Ушакова? (фр.)
4
Она больна (фр.)
— Откуда я знаю, какой. Наверно, любовника ее так зовут. Допустим, Эжен Маляд. Есть еще на свете женщины, готовые, в отличие от некоторых, пожертвовать работой, лишь бы провести время с любимым человеком.
— Это безобразие! — возмутилась Рита. — Я этого так не оставлю. Они заплатят мне неустойку, они…
— Quest-ce qu’il y a? [5] — поинтересовалась бельгийка.
— Ту ва бьен [6] ,— заверил я ее и опять повернулся к Рите: — Оказывается, его зовут не Эжен, а Илья. Илья Маляд. Может быть, даже наш соотечественник.
5
Что случилось? (фр.)
6
Все в порядке (фр.).
— Мне плевать, — заявила Рита, — на то, как зовут ее хахаля, и на нее саму. Миша, — неожиданно жалобно добавила она, — а ты смог бы переводить эту. экскурсоводшу? Я готова тебе доплатить, если что.
— Я не покупаюсь, — гордо ответил я. — И не продаюсь. В этой жизни есть вещи поважнее денег. Человеческое отношение, например.
— Ты все еще сердишься на меня?
— Мне нравится это «все еще»! И половины суток не прошло.
— А если я тебя поцелую?
— А если я тебя? Хитренькая вы, тетя Рита, сразу всего захотели: и переводчика заполучить, и с симпатичным парнем поцеловаться, и неревнивого мужа заставить ревновать.
— А ты как думал, дурачок?
Рита притянула меня к себе и на виду у всех поцеловала в губы.
— Ah! — пораженно воскликнула бельгийка. — C’est charmant! [7]
— Что ей еще нужно? — спросила Рита.
— Радуется
— Jeanne, — ответила та. — Jeanne Petit-Laurent. [9]
7
Это очаровательно! (фр.)
8
Как вас зовут? (фр.)
9
Жанна Пети-Лоран (фр.).
— Тре бьен, Жанночка. Ву парле, же традюи. Д’аккор? [10]
— D’accord.
— О чем вы? — поинтересовалась Рита.
— Ее зовут Жанна, — пояснил я. — И она сказала, что как честная женщина ты должна выйти за меня замуж, чтобы не опозорить мою семью.
— До чего емок французский язык, — усмехнулась Рита. — Так ты согласен быть переводчиком?
— А что мне остается? Для меня это теперь супружеский долг.
— Спасибо, Миша. — Она снова потянулась ко мне губами, но на сей раз не поцеловала, а прошептала на ухо: — И имей в виду: еще раз назовешь меня «тетей Ритой», я дам тебе такую оплеуху, что ты не только французский, но и русский забудешь.
10
Вы говорите, я перевожу. Согласны? (фр.)
Брюгге оказался красив до изумления. Время словно застыло в этом небольшом городке, дух Средневековья увековечился в камне. По узеньким улочкам неспешно передвигались, поскрипывая осями, конные экипажи; лошади, тучные и степенные, выбивали подковами дробь о брусчатку. Вид их не вызывал ощущения анахронизма, наоборот — куда большей нелепостью казались автомобили, выныривающие из-за углов старинных зданий, сверкая фарами. Мощеные камнем улицы и площади рассекало множество каналов с перекинутыми через них мостами, из почти неподвижной воды вырастали краснокирпичные и белостенные дома, причудливыми силуэтами поднимаясь к пасмурному небу и возвращаясь обратно в воду полнокровными отражениями.
Наша процессия передвигалась по этому маленькому готическому царству вслед за новоявленным гидом с очень подходящим к месту средневековым именем Жанна. Время от времени она вскидывала вверх свой пестрый зонтик и взывала к нам:
— Arretez-vous, mesdames et messieurs! [11] — и, собрав слушателей в кольцо, принималась вещать.
Я делал вид, что внимательно вслушиваюсь в ее рассказ, позволяя себе многозначительно кивать, а когда Жанна замолкала, нес глубокомысленную отсебятину, взращивая ее из крохотных зерен немногих понятых мной французских слов. Это было несложно, поскольку в ремесле экскурсовода, как и в любом другом деле, главное — уловить принцип, а все остальное относится к импровизации.
11
Остановитесь, дамы и господа! (фр.)
— Voila l’eglise Notre-Dame, — скороговоркой объявляла Жанна, после чего переходила на полнейшую для меня тарабарщину.
— Перед вами церковь Богоматери, — прилежно переводил я, — один из красивейших памятников готической архитектуры тринадцатого века, прославленный…
Во время этих псевдоисторических пассажей я с некоторой опаской поглядывал на профессора Айзенштата — мне почему-то казалось, что старый лис знает французский. Но профессор лишь молча и вполне дружелюбно улыбался, всем своим видом поощряя меня к очередному хулиганству.