Сввпсу-"Ю". Часть 2
Шрифт:
"Бляяяять!" - заорал Вадим, выдирая провод из розетки и отшвыривая кипятильник в сторону. Послышался тихий плеск. "Твою мать! Дырка! Уксус, беги нахер в туалет со своим ведром!" - в свою очередь, заорал Виталик Соценко, уворачиваясь от летящих в его сторону и вертящихся, как змей, еще дымящихся остатков кипятильника. Вадим, схватил ведро с табуретки и исчез за захлопнувшейся за ним дверью.
Ну а что было дальше - Вы уже знаете. Точнее - не все. Когда об этом узнал старшина, то чуть было не свалился в обморок. Он вызвал к себе Вадима, поприветствовав его словами - "Ах ты, ё.анная жертва!", а в дальнейшем разговоре, одним из самых приличных слов в его адрес, было слово "х.й". Вдобавок, Вадику еще пришлось потом искать новую розетку и заклеивать обоями черное
Лушпарики.
Если стремитесь натужно
Вы долгожителем стать --
Предков своих тогда нужно
Тщательнее выбирать...
(Леонид Авербух)
Иногда задаю себе вопрос - вот мы учились десять лет в школе, но общаешься и даже здороваешься уже далеко не со всеми, а здесь - всего четыре года и дружим до сих пор. Почему? На мой взгляд - во многом от того, что нам выпало вместе переживать далеко не простые времена последних лет Советского Союза и первых лет после его краха. Это первое. А второе - мы не только учились, мы жили вместе. Все. Двадцать четыре часа в сутки. Семь дней в неделю.
Казарма, пусть даже и нашего образца - типа общежития, с комнатами по десять человек - это все же - казарма, с тем же делением личного состава по морально - психологическим качествам, что и в казарме классической. Ну а третье - мы не только жили, но и болели тоже вместе. Общая столовая, общая баня, да что и говорить - бабы тоже были такие, у которых отметилась немалая часть училищного люда. Отсюда - и одинаковые болячки.
Мы с Вами намеренно не будем обращать внимания на общую природу заболевания триппером у "молочных братьев", все же, как справедливо сказано мудрыми людьми, что "триппер - это не болезнь, это травма!" А обратимся к вещам гораздо более прозаическим, но от этого не менее интересным и увлекательным.
"Бля... что это такое..." - растерянно, с оттенком раздражения, сказал Вовчик (фамилии в данном случае называть не будем, обойдемся лишь именами). Он снял с себя штаны армейского белья, именуемого "белухой" и посмотрел на свой живот, на котором явственно проглядывали свежие расчесы - "Ну писец, зудит аж не могу! Разодрать все готов! Зато когда чешешь, аж кайф ловишь!"
"Слышь кайфолов, п.здуй-ка ты в санчасть, да поживее!" - посоветовал ему спавший на соседней кровати Макс. "Похоже у тебя чесотка!" - пришел он к заключению с видом бывалого врача - "Сейчас эта херня пойдет гулять по всей роте..." "Слышь, Вован, у тебя что, "месячник чухана" начался?" - участливо поинтересовался Дима.
Вовочка, который чуханом никогда не был, только и делал, что периодически поскребывая себя в разных местах, отмахивался от шуточек окружающих. Все было довольно серьезно. Казарма - такое дело... любая инфекция, возникнув однажды, могла пойти гулять по роте - и попробуй ее останови. Во втором взводе кто-то уже ходил по казарме в тапочках. С перебинтованными и измазанными какой-то желтой дрянью пальцами ног.
Зараза заходила к нам одновременно с двух сторон. Чесотка и грибок интенсивно искали себе жертв среди курсантов. "Нитрофунгин - лучший друг курсанта!" -
И так - три раза в день, втечение недели. После чего - все проходит. Тут и болеть не захочешь, потому что времени свободного у курсанта первого курса - нет. Если кто-то заболевал со старших курсов, то вместо санчасти, просто перелезал через забор и бежал в ближайшую аптеку. Аптечное средство убивало чесоточного клеща в три дня. Но для ленивых и первокурсников - сходило и так. Главное - результат.
Наверное, трудно отыскать человека, прошедшего через казарму, который не изведал бы в свое время этих милых болячек. А со стороны пока еще здоровых, при виде бредущих с банками из санчасти раздавалось - "О! Лушпарики идут..."
Пролетарии всех стран - соединяйтесь!
В конце 1991 года на нашу долю выпала редкая удача - лечь спать в одной стране, а утром проснуться уже в другой. При этом - никуда даже не выходя из родной казармы. Как это? Да очень просто - в конце декабря упомянутого выше года, некогда могучая держава - СССР, после недолгого периода распада, прекратил свое существование. Как обычно, в роте был произведен отбой. Примерно в это же время, в Беловежской Пуще собралась троица моральных подонков и интеллектуальных кретинов и, в пьяном угаре подписала бумагу, где говорилось о том, что страны больше нет. А есть какое-то Содружество, о котором еще никто толком не знает. Так что наш подъем был произведен в другом субъекте международного права.
Все резко стали чрезвычайно самостоятельными. Вначале никто не понял - как это, в ту же Москву и ехать за границу? В телевизоре коротко сказали - "Да". А вечно молодой и вечно пьяный Борис Николаевич заверил, криво улыбаясь, что "границы будут прозрачными". "Офигеть! И как мы теперь будем учиться и где служить потом?" - такие разговоры были не редки в то время. Как и где - никто толком не знал.
А где неопределенность - там хаос. Как неслась служба - было известно одному Богу. Какой-то наряд назначался и как-то заступал. Вечерних поверок как таковых, какое-то время не было. Так же не было и подъемов. Просто не все могли встать с подъемом. Не сказать, что все пили беспробудно, но количество поглощаемого алкоголя резко возросло. Иногда пустые бутылки даже катались по взлетке. Личный состав в своей массе, все же старался держаться достойно и не опускаться на уровень полуобезьян. Хотя некоторые потом все же покатились по наклонной. Но это - лишь немногие исключения. В семье - не без урода, как говорится. Пустую тару выбрасывали так, чтобы она не попадалась на глаза командирам. Зачем?
Все вставали сами, сами умывались и, через черный ход шли в столовую, пробираясь мелкими группами. Если конечно хотели есть с утра. Частенько бывало так, что на еду начинали смотреть уже ближе к обеду. Иногда даже выходили как бы на зарядку. Больше - чтобы просто обозначить выполнение распорядка дня, поскольку подразделения не уходили дальше банно-прачечного комбината, где, устроив общий перекур, пешком возвращались обратно. И если походами в столовую руководило все-таки чувство голода, то, что руководило учебной деятельностью, было совершенно непонятно. Скорее - условные рефлексы, заложенные в нас за первые полтора курса. Потому что на кафедрах работали заслуженные офицеры, отдавшие большую часть жизни службе в Вооруженных Силах СССР.