Святая Русь - Князь Василько
Шрифт:
– Куда смотрел, пес?! Забью!
Хлесткие удары обрушились на холопа, пока в повалуше не оказалась жена купца Секлетея.
– Да что ты, государь мой? Охолонь!
Василь Демьяныч отшвырнул плетку и приказал:
– Беги, шелудивый пес, на конюшню. Выводи с Митькой коней - и в погоню. А я к князю Василько. Авось сыскных людей даст.
– Да что стряслось, государь мой?
– вопросила супруга.
– Срам на мою голову, вот что. Треклятый ямщик Лазутка дочь похитил. Белым днем. За неделю до венца!
Секлетея всплеснула руками и залилась горькими слезами.
* * *
Пятнадцать
И всё же как-то на торгу, что близ деревянного княжеского детинца, запомнилась купцу одна молодка - среднего роста, белолицая, большеглазая, с пушистыми иссиня-черными бровями.
Молодка долго присматривалась к круглой бобровой шапке и тихонько вздыхала.
– Аль приглянулась?
– спросил Василь Демьяныч.
Молодка подняла на купца свои лучистые, васильковые глаза, улыбнулась краешками полных вишневых губ и... смутилась, отчего на её бархатных, мягких щеках заиграл румянец.
У Василия Демьяныча аж сердце оборвалось. Ну и лепая же молодка, Господи!
– Приглянулась, но... но я вдругорядь зайду.
– От чего ж вдругорядь?
– заволновался купец.
– Коль дорого, уступлю. А коль не обидишься - так отдам.
Молодка еще больше вспыхнула.
– Спасибо на добром слове. Пойду я.
Тихо молвила и вышла из лавки. А Василий Демьяныч вначале застыл столбом, а затем выскочил из лавки и поманил одного из мальчонок, крутившихся на торгу.
– Зришь женку? Ту, что в малиновой шубке.
– Ну!
– Ступай за ней и изведай, где её дом. Резаной одарю.
– Да я за такую деньгу в лепешку расшибусь!
– обрадовался мальчонка.
Мало погодя, купец проведал: женку зовут Олесей Васильевной. Вдова. Муж был княжьим дружинником. Живет неподалеку от храма Константина и Елены. Чад малых не имеет.
С того дня купца Богданова будто подменили. Ночами перестал спать, и все думы об одном - Олеся, Олеся! Имя-то, какое чудесное.
– Уж не занедужил ли, Василь Демьяныч?
– обеспокоенно спросил Демид Осинцев.
– Весь какой-то чумной, будто сглазил кто, упаси Господи.
– Сглазил, Демид Ерофеич, - открылся купец.
– Вдовую женку дружинника Евдокима повстречал. Олесю. И вот ныне душой маюсь.
– Ясно, - хмыкнул в рыжеватую бороду Демид.
– Хорошо знавал я Евдокима. Жену свою он из Полоцка привез... Добрая женка - и нравом и красотой. Рукодельница, мужа своего чтила... Но с чего ты загорелся? Аль супругу разлюбил?
– Да я, можно сказать, и любви-то не изведал. Ведь как у нас на Руси? Отец присмотрел, сосватал - ну и получай супружницу... Прижилась, хозяйка не из худших,
– В таком деле тебе я не советчик. Как душа подскажет.
А душа Василия рвалась к избе Олеси, что подле храма. Женка в его лавке так больше и не появилась. Набрался духу молодой купец, собрал подарки и... постучал в желанную калитку.
Олеся не затворилась, впустила. Василий же прямо с порога брякнул:
– Хоть серчай, хоть гони прочь, но люба ты мне. Что хочешь, делай, но жить я без тебя уже не сумею... Всё в лавке тебя поджидал.
В лавку же Олеся не захотела больше идти. Оробела. Уж больно понравился ей молодой купец, чем-то похожий на её погибшего супруга. Такой же высокий, крутоплечий, с темнорусой шелковистой бородкой. Как увидела, так едва ноги до избы донесла. Затем встала у кивота, и всё молилась, молилась, прося у Богоматери прощения за грешные мысли. Несколько дней провела в молитвах, и зарок себе дала: к лавке больше не ходить, купца-молодца не видеть... А он, нежданно - негаданно, сам заявился. И дрогнуло сердце Олеси, про зарок свой забыла, ночевать (да прости её, Господи!) оставила.
Страстная, хмельная была эта ночь!
Купец Василий задержался в Угличе дольше задуманного. Уж как он любил все эти месяцы Олесю! Обрадовался, когда она затяжелела. Молвил:
– От жены своей я чад не имел. Не дал ей Бог стать матерью... Пусть идет в монастырь. Тебя ж, ладушка моя, в жены возьму.
– Грех это, Василий, не хочу его на душу брать.
– Грех - не чадородной быть. Не принимай близко к сердцу. Всё уладится.
Трудными были роды Олеси. Бабка-повитуха головой качала:
– Как бы не преставилась. Ох, тяжело чадо на свет божий идет.
Роженица, словно предчувствуя смерть, молвила страдальческим голосом:
– Коль помру, выполни мою последнюю волю, Васенька... Сын появится, то нареки в честь тебя, Василием, а коль дочь - Олесей. Не покидай её.
Родив дочь, Олеся умерла.
Вернулся Василий Демьяныч в Ростов Великий с дочкой Олесей.
Г л а в а 2
ЛАЗУТКА
В Ростове Великом набольшим купцом был Глеб Митрофаныч Якурин. Хоромы его стояли неподалеку от крепости, за земляным валом, на углу Ильинки. Прослыл Глеб Митрофаныч не только знатным купцом, но и усердным богомольцем. Не пропускал ни заутреню, ни обедню, ни всенощную, одаривал храмы богатыми приношениями. Владыка не нарадовался: все бы так купцы щедро на церковь жаловали.
Простолюдины же радость владыки не разделяли:
– Купец Якурин хочет грехи свои замолить, а они - тяжкие. В молодости, чу, татьбой84 промышлял, невинные души губил. Кровавы его денежки.
Всякое говорили про купца, однако толком никто ничего не ведал. В Ростове Глеб Митрофаныч осел лет десять назад, а где он раньше был и чем занимался известно лишь одному Богу.
Как-то в Пасхальную ночь Глеб Митрофаныч увидел на женской половине храма юную девушку необычайной красоты. Подле неё, держа свечку в руке, молилась жена купца Богданова Секлетея. Сам купец, как и Якурин, стояли на мужской половине.