Святая Русь - Сын Александра Невского
Шрифт:
Утром вновь заявился Кетлер.
– Еще не сдохли, добрые приятели? Вам крупно повезло. Сегодня выступаем из Мариенбурга.
– Куда?
– Ты слишком любопытен, пленник. Советую тебе как можно реже высовывать язык.
– Язык на замок не запрешь, Кетлер.
– Господин Кетлер... Будь моя воля, я бы твой поганый язык не только на замок запер, но и вырвал из глотки.
– Да уж ведаю тебя, кровавого палача, - зло произнес Васютка.
Кетлер с большим трудом сдержал свою необузданную ярость.
– Скоро я не только
С этими словами Кетлер вышел из комнатушки, а Васютка обернулся к надзирателю.
– Куда ж немцы выступают?
– Ума не приложу, Васютка, - развел руками Карлус.
– Должно быть, к новому месту сбора.
– Ближе к сече, - предположил невольник.
Г л а в а 12
ГРАНДИОЗНАЯ БИТВА
Дружины двигались к реке Кеголе, на коей стояла крепость Раковор.
После морозных дней и неистовых метелей, с 4 февраля 1268 года началась оттепель. Снег посерел, стал рыхлым, на полях появились проталины, а через десять дней снег и вовсе истаял.
Ратники радовались теплу, пригревающему солнышку, щебетанью полевых и лесных птиц. Всем стало гораздо легче: в морозы и метели дневки и ночевки были не сладки. Ныне же и грязь не великая помеха, да и та денька через три-четыре подсохнет.
Когда да Раковора оставалось верст семь, князь Дмитрий вновь собрал военачальников на совет.
– Наступает решающий час, воеводы. Сегодня мы дадим отдых дружинам, а завтра утром облачимся в доспехи и подступим к Раковору. Русь веками грезила Варяжским морем, дабы утвердиться на нем и выйти на морские просторы. Море нам нужно до зарезу161. Наши ладьи с товарами будут ходить в северные страны и приносить нам немалую выгоду. И не в одной торговле дело. Утвердившись на море, к нам хлынут не только заморские купцы, но и иноземные зодчие и розмыслы, в коих нуждается Русь. Всё это надобно для процветания нашего Отечества. И чтобы вековые мечты исполнились, ныне мы всем располагаем, - и добрым войском, и горячим желанием победить и осадными орудиями, перед коими не устоять ни одной каменной крепости. Я верю в ваше мужество, воеводы!
На сей раз никто не спорил. Каждый князь заверил большого воеводу, что его дружина не посрамит земли Русской.
Довольный ответами княжьих мужей, Дмитрий Александрович вновь обратился с прежней, настоятельной просьбой:
– После совета прошу всех разойтись по своим дружинам. Надо еще раз проверить всё ли готово к битве, да и воинов подбодрить. Ведаю, что перед сечей у многих ратников на душе неспокойно. Чего греха таить - на легкую победу рассчитывать не приходится. Некоторые ратники с поле брани могут и не вернуться. Война бескровной не бывает. Каждого ратника обойдите. Пусть он почувствует уверенность в своих силах... Я же - к Анисиму Талалаю. От его пороков и метательных
* * *
Утром, облачившись в ратные доспехи, войско потянулось вдоль реки Кеголы. Дмитрий Александрович, как и обещал, не стал одеваться в свой, видный всем дружинам, нарядный и драгоценный доспех. Он отказался и от корзна, кой всегда приметен даже вражеским полкам. Теперь он - обычный воин: медный шелом, простая, но довольно прочная кольчуга, меч в дешевых ножнах, овальный красный щит.
Большого воеводу лишь осудил Мелентий Коврига. Молвил своему ближнему послужильцу Сергуне Шибану:
– И чего придумал, наш стратиг?
– последнее слово боярин произнес с насмешливой колкостью.
– Де, враг не изведает, если его, князя, с коня свалят. Сгиб-де, рядовой воин, не велика для войска потеря. Да разве так можно? Он же большой воевода. Его каждый воин должен в сече зреть.
– А вдруг большого воеводу со стен стрелой сразят?
– Туда ему и дорога, - глухо, с нескрываемой желчью, отозвался Коврига.
– Да ты что, Мелентий Петрович?
– ахнул Сергуня.
– Тогда всё войско дрогнет, и не видать нам Раковора. Потеря большого воеводы всегда плачевна.
– Не шибко-то по Митьке и рыдать станут. Не велика потеря. Найдутся и более знатные люди. Есть, кому в челе войска ходить.
Сергуню будто кнутом стеганули, он аж в лице переменился. Добро, Ковригу ратники не слышат, а то бы и не побоялись, что такие мерзкие речи высказывает боярин. Ну и ну!
– На сыновей великого князя намекаешь?
– А что, Шибан? И Святослав, и Михаил - люди именитые.
– Только меча на врага не поднимали. Да они князю Дмитрию и в подметки не годятся.
– Ты чегой-то на меня глазами злобно сверкаешь? Давно стал примечать, что не горазд ты стал к службе моей. Не так ли, Сергуня?
– Врать не стану, боярин. Не по нраву ты мне. Худой ты человек.
– Что-о-о?
– прищурив глаза, всё также сипло и приглушенно закипел Мелентий.
– Да как ты смеешь, свиное рыло? Плетки захотел!
– Руки коротки, боярин!
– громко воскликнул Сергуня.
– Я тебе не холоп, а вольный человек, дружинник. Ухожу от тебя, клопа вонючего!
Мелентий от дерзости такой разинул щербатый рот, а Сергуня лихо вскочил на коня, гикнул и помчал к воеводскому шатру.
Обозные люди, стоявшие неподалеку от боярина и слышавшие слова Шибана, прыснули от смеха.
Мелентий Петрович разразился бранью:
– Молчать, паскудники! Ну, погодите у меня, недоумки. Прибудем домой - батожьем высеку. Надолго запомните мою порку, псы смердящие!
Мужики угрюмо отошли к своим саням. Емелька Бобок, пощипав заскорузлыми пальцами слежавшуюся, иссиня-черную бороду, глянул на напарника Вахоню и осерчало буркнул:
– Вот те и наставил нас на битву, дьявол брюхатый. Вечно облает.