Святая, смешная, грешная
Шрифт:
Пронзительный, нервный, длинный до тошноты сигнал машины, стоящей за мной на светофоре, оборвал мои мечты. Глянув в зеркало заднего вида, я тронулась с места, без злобы пробурчав: «Блин, помечтать даже не дадут. Весь кайф обломал». Настроение не ухудшилось, но в воображении всплыла другая картинка, слышанная от замужних подруг, читанная-перечитанная в книгах и виденная в кино: «Она весь вечер суетилась, не отходя от плиты, надела красивое бельё, лучшее платье – в общем всё для любимого. Ну, и естественно, ждёт от него взаимности, внимания, понимания, заботы и ласки, а вместо этого слышит резкое
Зайдя, я первым делом выложила мясо на противень и, поставив его в духовку, включив воду в ванной, принялась выбирать вечерний наряд. Конечно, нужно что-нибудь лёгкое, вечернее, слегка интимное. И не забыть свечи! Они у меня точно есть, только вот не помню, где. Да, и нужно надеть красивое бельё – то, что из новой коллекции. Посмотрев, всё ли в порядке с начавшим слегка подрумяниваться в духовке мясом, я залезла в ванну, добавив в неё ароматной пены. Горячая вода благоухающей ванны расслабила тело. Прикрыв глаза, я откинула голову на мягкий подголовник и погрузилась в блаженство, потеряв счёт времени. Лежать в таком состоянии я могу сколько угодно.
Но не сегодня. Не сейчас! Запах подгоревшего мяса катапультой выбросил меня из ванной, и я голая вся в пене, оставляя лужи на полу, помчалась на кухню. «О, нет! Только не это», – молила я, открыв дверцу духовки. Схватив полотенце, чтобы не обжечься, вытащила противень… Поздно. Стойкий запах сгоревшего мяса разносился по квартире, а в дверь настойчиво звонили. Неужели Костя? Хоть бы это была соседка по лестничной клетке, всегда такая внимательная и, я бы даже сказала, бдительная. Иногда чрезмерно. Осторожно обходя лужи – ещё не хватало навернуться на скользком полу – я подошла к двери и прильнула к глазку. Картина – нарочно не придумаешь. С одной стороны двери – Костя, весь красивый, в белой сорочке и галстуке, с огромным букетом цветов, с другой – я, голая, в пене, с кухонным полотенцем в руке.
– Костя, привет, милый! Подожди минуточку, – соображая, что бы такое накинуть на себя, сказала я. – Давно стоишь? Я просто в ванной была, не слышала звонок.
– Добрый вечер, дорогая! Очень рад тебя слышать. Как ты там, милая? Не спеши, я подожду.
– Не впускають? – послышался скрипучий голос соседки по лестничной клетке.
Услышав знакомый голос Софьи Михайловны, я прилипла ухом к двери, затаив дыхание.
– Добрый вечер, – ответил Костя. – Что значит «не впускають»? Посмотрите на меня внимательно – я действительно похож на человека, которого «не впускають»? Просто это правила приличия – потомить немного в коридоре, не торопясь поговорить по душам, и уж только опосля впустить.
– Катя, она – девушка хорошая, самостоятельная, очень отзывчивая, добрая. Сколько её знаю, никогда никому ни в чём не отказывает, – продолжал скрипеть голос соседки.
– Извините, вас как зовут? –
– Софья Михайловна.
– Софья Михайловна, а можно поподробнее с того места, где вы говорили, что Катя ни в чём никому не отказывает? – нарочито громко произнёс Костя.
«Он издевается надо мной и над бедной бабулькой!». Повернув ключ в замке, я слегка приоткрыла дверь, высунув в щель только голову.
– Здрасьте, Софья Михайловна!
– Здравствуй, Екатерина. А я чувствую, у тебя горит. Дай, думаю, позвоню в дверь. Думала уж звать соседа, Кольку, вдруг помощь нужна? Он добрый парень – то лампочку поможет вкрутить, то ещё что… А тут – молодой человек у двери, вот разговорились.
– Не волнуйтесь, Софья Михайловна, – сказал Костя, протискиваясь в полуоткрытую дверь. – Справлюсь без помощника, обещаю. Спите спокойно.
– Ну и слава Богу! Спокойной ночи, – сказала соседка, закрывая дверь.
– Костя, ты чего над старым человеком издеваешься? – замахнулась я на него полотенцем.
– Ничего я не издеваюсь! Просто скучно как-то одному в подъезде, вот познакомились, разговорились.
– Костя, извини, видишь я в каком виде? Растерялась, сразу и не открыла, а потом соседка выглянула, – я хотела ещё что-то добавить, но он положил букет роз на пол и взял меня за руки.
– Катюша, милая, это всё мелочи, перестань. Ты не поверишь – я просто мечтал, чтобы, придя с работы, меня именно в таком виде встречала жена. Голая, с рушником в руках, а по квартире разносится аромат жареного мяса.
– Костя, я обожаю тебя! Не поверишь, но я мечтала именно о таком муже. Чтобы приходил с работы с огромным букетом роз, целовал меня… Целовал меня, – повторила я ещё раз более выразительно. – И даже не ворчал за подгоревшее мясо.
– Слегка подгоревшее мясо – это такая мелочь, милая, согласись. Стоит ли из-за этого ворчать?
– А если не слегка? Вернее совсем не слегка, – спросила я, сдув пену с кончика носа.
– Кать, прошу уточнить – мясо подгоревшее или сгоревшее?
– Скорее сгоревшее, чем подгоревшее, – опустив голову, сказала я.
– Екатерина, я правильно понял – сначала ты несколько минут держишь меня под дверью, потом столько же в прихожей, затем выясняется, что мясо совсем даже не подгорело, а просто сгорело. И что, ты считаешь, опустить глаза в пол и промямлить «Извини» – этого будет достаточно? Скажи прямо, Катя, могу я в таком случае рассчитывать на какую-то компенсацию?
– Можешь, – мотнула я головой.
– Например? – сделал вопросительный взгляд Костя.
– Ну, например, я буду тебя очень любить.
– Так начинай, чего ждёшь? Тем более мясо всё равно сгорело, пена на тебе уже высохла, можно приступать к любви, – сказав это, он обнял меня, промокнув своей белой сорочкой, словно полотенцем, последнюю влагу с моей груди.
Мы стояли, целуясь в прихожей, забыв про сгоревшее мясо и про то, что свечи не зажжены, розы по-прежнему лежат на полу, я не в новом коллекционном белье и без макияжа… Имеет ли это значение? Возможно. Но только не для нас. Не сейчас.
– Костя, прости, ты с работы. Наверное, голодный. Мне действительно неловко, – пыталась оправдаться я, как только его губы давали мне возможность говорить.