Святая - святым
Шрифт:
Бледный пассажир снял с себя хитон и склонился перед отцом Нектарием, который, подняв над собой крест, снова начал читать молитвы.
Девушка подалась к Криспу и шепнула ему на ухо:
– А что написано у него на кресте? Я не понимаю по-гречески.
– «Святая – святым!» - перевел Крисп.
– И что это значит?
– То, что царство небесное - для святых.
– Но люди так грешны! Разве это возможно?
– Конечно! Да! Вот посмотри на него, – показывая на трижды облитого с головы до ног святой водой пассажира,
– А если останется жить и опять нагрешит?
– Тогда покается, и Бог снова очистит его. Ведь Иисус Христос, когда его распинали, взял на крест все наши грехи и омыл их Своею кровью! Нам остается только припасть к этому кресту, получить прощение и – спастись!
– Какой удивительный Бог! И как Он любит людей! Еще немного и я, пожалуй… – девушка взглянула на куклу, нахмурилась и снова с надеждой взглянула на Криспа. – Пойдем туда, где мы были раньше – попросила она. – И ты расскажешь мне все-все о Христе. Нет, – кивнула она на отца Нектария, – мне нравится, как он говорит, но я не всё понимаю. Ведь он говорит для взрослых и, почему-то, я хочу узнать о Нём именно от тебя.
Они посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, медленно пошли по палубе.
– Даже не верится, что скоро нам расставаться! – вздохнул с сожалением Крисп.
– Да, - эхом отозвалась Злата.
– И если честно, то я уже начинаю жалеть, что ты освободил меня!
– Почему?
– Разве не понимаешь?
И тогда Крисп понял всё. Он робко взял девушку за руку, и они еще медленней направились к носу корабля.
Марцелл с грустной улыбкой смотрел им вслед, не замечая, что на него, в свою очередь, с капитанского помоста прищуренными глазами смотрит Гилар, и в его завистливом, злобном взгляде не было ничего хорошего.
2
Стас, как держал Ванину ногу, так и продолжал держать её…
После двух дней обильных дождей снова наступил тяжелый изнуряющий зной. Медленно потянулось время. Нина выписалась из медпункта и уехала в райцентр. Стас, узнав её адрес, написал стих:
«Прости. Прощай. Имею честь,
Веду себя порядочно,
Я знаю, ты на свете есть –
И этого достаточ…но!
– И никаких «но»… - со вздохом докончил он и, не жалея денег, послал его заказным письмом.
Ночью дядю Андрея увезли в больницу. Как сказала Лена, после того, как отец Тихон прочитал ему книгу «Апокалипсис или Откровение Иоанна Богослова», у него случился не апоплексический, а - апокалипсический удар.
Ник, снова изменившись, стал водителем и неофициально – вождем молодёжи по-прежнему назывался Стас – настоящим помощником Григория Ивановича. Макс молча и тихо работал на храме, вычищая от грязи ту часть с окнами, которую отец Тихон называл алтарём. После того, как он убрал там всё до последней соринки, отец Тихон велел занавесить это место полотняными простынями, повесил на них
– Да мы, когда в храме играли, знаете, сколько там бегали! – удивился кто-то из ребят.
– Ну, и плохо делали. Это - самое святое место храма, где может находиться лишь священник и те, кто помогают ему. Это же – алтарь! – многозначительно добавил Григорий Иванович, который уже свободно орудовал такими словами как «солея», «клирос», «паникадило», «амвон».
Он нанял новую бригаду, и работа не прекращалась ни днем ни, как тихонько поговаривали в Покровке, ночью. Только однажды отец Тихон объявил перерыв, сказав пришедшим, что сегодня праздник – день Петра и Павла, и никаких работ не будет.
Стас и слышать не слышал о таких святых, но отец Тихон рассказал о них так много удивительного, что Лена с того часа стала называть нового бригадира Петра Павловича - Петром и Павловичем.
Затем отец Тихон поздравил всех с окончанием Петровского Поста (Стас вместе со всеми тоже поблагодарил его, хотя даже не знал, что он вообще начинался). А потом стал объяснять, что значит - амвон, клирос, солея и вообще говорить о храме, сравнивая его с кораблем в штормящем море.
– Как-как? В штормящем мире?! – переспросила Лена.
Ваня было зашикал на сестру, но отец Тихон неожиданно вступился за неё.
– Конечно же, в мире. Леночка как всегда права!
Стас, начитавшись про Марцелла и Криспа, тоже хотел сказать Ване, что Ленка права, но промолчал. Его отношения с другом если не совсем испортились после того, что произошло в Выселках, то значительно охладели. Они больше не заходили друг другу в гости, ни о чем не спорили и даже, работая в паре, не разговаривали. При первой же возможности менялись своими местами с кем-нибудь другим. Поселившиеся в их сердцах два чувства - обида и смешанная со стыдом вина - никак не могли подать друг другу руки.
Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не случай.
Однажды, когда отца Тихона не было, они на свой страх и риск забрались по деревянным лесам наверх, под самый купол церкви. Взрослые как раз меняли там старые, прогнившие стропила. Кто-то из них столкнул вниз большое бревно, и оно, зацепившись гвоздём за Ванину куртку, потащило того за собой с головокружительной высоты.
Стас едва успел ухватить Ваню за ногу.
– А-а-а!! – заорали в один голос оба.
Стас боялся, что сам сейчас упадет, но, тем не менее, изо всех сил держался одной рукой за скрипящее стропило, а другой - за Ванину ногу. И стоял так, пока не подоспели бросившиеся им на помощь взрослые…
Стас, как держал Ванину ногу, так и продолжал держать её.
– Ну, чего ты! – буркнул тот, глядя на него. – Пусти.
Но Стас всё никак не мог разжать пальцы, и только взрослые сами, не без труда, освободили Ваню.
– Ты чего это так кричал? – выдохнув с облегчением, спросил Стас.