Святая - святым
Шрифт:
Тот не сразу понял, чего от него хотят:
– Да, народу много… за всеми не углядеть… женщины, мужчины, ребята… Что ты предлагаешь? Назначить себе хотя бы заместителя по молодежи? А что – дело! Вон, боевой сержант! Как раз то, что надо. Передай ему, чтобы подошел ко мне.
– Я-то передам, но он завтра уезжает в Чечню! – предупредил Стас и, как бы между прочим, добавил: - Вообще-то я тоже командиром в лагере отдыха был и в школе – староста класса!..
– Так зачем же тогда нам кого-то искать? – удивился Григорий Иванович. – Опыт руководящей работы у тебя есть. Желания,
– А зовите просто… – подсказал Стас, вспомнив Геренния Этруска. Он вдруг подумал, что обошел Криспа, который был всего лишь помощником цезаря, забывая о разнице в масштабах Покровки и Римской Империи, и довольно усмехнулся. – Принцепс ювентутис!
– Что? – не понял Григорий Иванович.
– Руководитель или вождь молодежи в Древнем Риме! – подсказал отец Тихон, подошедший как раз к окончанию разговора. – Должность, которую обычно исполнял цезарь, то есть сын римского императора.
– Это что – такое сейчас в школе проходят?! – не поверил Григорий Иванович.
– Нет, это… из внешкольной программы! – поспешил успокоить его Стас.
– Про одного римского мальчика, по имени Крисп.
Отец Тихон с некоторым удивлением взглянул на него, но спрашивать ни о чем не стал. Слишком много у него было дел сегодня, чтобы вспоминать о событиях почти двухтысячелетней давности.
Убрать самую настоящую свалку, в которую превратили храм внутри – раз. Привести в порядок прилегающую к нему территорию – два. Собрать более-менее пригодные кирпичи в одном месте – три.
Молодежи, после недолгих споров, решили доверить очистку центрального помещения храма.
– Задача ясна? – строго уточнил Григорий Иванович, глядя на Стаса.
– Да! То есть, так точно!
– вытянулся тот, положив на плечо лопату, словно копье.
– Выполняй!
– Есть!
4
– Вот чудо! – снова подивились в толпе.
Ваня, узнав о назначении своего друга старшим, поначалу обрадовался, мол, будем теперь делать то, что сами захотим, а потом подумал и с сомнением покачал головой:
– Ничего у тебя не выйдет!
– Это еще почему? – недоверчиво посмотрел на него Стас.
– А потому, что никто тебя даже слушать не станет! – авторитетно заявил Ваня.
– Ну, это мы еще поглядим! Начнем с… тебя! – Стас вручил остолбеневшему другу свою лопату и решительным шагом направился к уже разобравшим инструменты парням и девчатам.
Как и предполагал Ваня, поначалу к нему никто не отнесся всерьез. Но Стас, действуя, где именем отца Тихона, где лестью и уговорами, так ловко расставил всех по росту и силам, что с ним быстро перестали спорить. А когда проходивший мимо Григорий Иванович похвалил его и сказал, чтобы все слушались Стаса, будто его самого, сдались и самые непокорные парни из Выселок. Стас поставил их на самый тяжелый участок орудовать ломами, а сам встал на место рядом с Ниной, которое предусмотрительно освободил от всех конкурентов.
В гулком, прохладном храме они ждали, когда ребята нагрузят носилки битым кирпичом, землей, ржавыми консервными банками,
Потом, сбросив содержимое носилок в прицеп тарахтевшего у входа трактора, они возвращались в храм, где все начиналось сначала.
Работа была не из простых. Носилки им загружали быстро и с верхом. Мешали летающие тучами комары. Кто-то закурил, пытаясь защититься дымом, но отец Тихон, заметив это, строго-настрого запретил курить в храме. И комары буквально облепляли руки и лица, от них не было никакого спасения - во время движения можно было только мотать головой, отгоняя их…
И, тем не менее, Стас первый раз в жизни работал с таким упоением. Он почти не обращал внимания на комаров. Тяжелые носилки казались ему невесомыми. Он был готов обойти с ними даже вокруг света!
Особенно нравилось ему, когда Нина взглядом просила его передохнуть. Тогда он отбегал, давая зачастую ненужные указания без того работающим на совесть людям, даже тому же «сражанту», и всё поглядывал в сторону Нины: видит ли она, слышит ли его сейчас? А когда возвращался, она улыбкой благодарила его. И тогда Стас был самым счастливым человеком на земле!
Насколько раньше он хотел, чтобы скорей наступил полдень и закончились работы, настолько теперь просил солнце не так быстро подниматься в зенит.
Но солнце неумолимо поднималось, и через пару часов Григорий Иванович ударил железкой по старому ведру и прокричал:
– Перекур!
Отец Тихон с упреком посмотрел на него, и тот виновато поправился:
– То есть, я хотел сказать - перерыв!
Стас с Ниной оставили носилки и присоединились к людям, которые плотной стеной окружили отца Тихона, сидевшего на бревне.
– Да, работы тут… - озадаченно крутили головами мужчины.
– Непочатый край!
– Одна расчистка не меньше недели займет!
– Непросто будет успеть! – вздохнул даже Григорий Иванович, в голосе которого, после первого же соприкосновения с объемом работ, исчезла прежняя уверенность. – А может, позвонить отцу благочинному, чтобы дал отбой? Ну, хотя бы до Покрова! А, Тихон Иванович?..
– Даже не знаю, как теперь быть… - вздохнув, задумался вслух отец Тихон.
– Раз получили благословение – значит, надо выполнять. И потом, земляки, это же наш долг. И перед прошлым, и перед будущим. Пятьсот лет, поколение за поколением, предки начинали и заканчивали жизнь в этом святом месте… Здесь их крестили, здесь и отпевали…
– Такой храм, такой храм, батюшка! Тут, даже когда он закрылся, служба не прекращалась! – всхлипнула одна из старушек и, видя, что на нее смотрят с недоверием, перекрестилась: - Ей-Богу! Говорят, - понизила она голос почти до шепота, - по ночам здесь часто горели свечи, и пел церковный хор!
– Не может быть!
– раздалось сразу несколько недоверчивых голосов.
– Может! – строго вступилась за старушку Ванина соседка. – Мне, бывало, и покойная Пелагея не раз про это рассказывала. Я тоже не верила. Пока сама однажды… не сподобилась и видеть, и слышать! И свечи горели. И хор пел. Как ангелы пели!