Святая - святым
Шрифт:
Наоборот, он даже обрадовался, что может теперь быть около них хоть все время! Его так и тянуло к рабам. Одно только смущало Криспа: явная натянутость в их отношениях. Мужчина, как мог, скрывал ее. А девушка показывала при каждом удобном случае. Но вот что странно: насколько она сторонилась его, настолько тянулся к нему мальчик.
И этого Крисп никак не мог понять.
Весь этот день был для него, как миг. И каждый миг – как день.
Вечером, когда они вдвоем с отцом коротали
– Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? – наконец, не выдержал отец.
– Я? Разве?.. – удивился Крисп.
И стал вдруг с жаром рассказывать отцу то, что слышал от мужчины о Дакии: ее дремучих лесах, с причудливыми чащами, особенно в зимнее время, задумчивых озерах, студеных родниках, стучащих, как горячее сердце…
– Что это с тобой сегодня? Ты прямо, как Овидий, стал говорить! – вдруг удивленно спросил Марцелл.
– А кто это? Тоже дак? – живо заинтересовался Крисп.
– Нет, римский поэт. Хотя, кое в чем ты прав. Последние годы жизни он провел рядом с Дакией. В городе Томы, куда был изгнан императором Августом за… как бы это помягче сказать… не очень хорошие стихи о любви.
– Разве за стихи о любви ссылают?
– За такие я бы сослал еще дальше!
Они немного помолчали, и Крисп спросил:
– А это – мои рабы?
– Да, я же тебе подарил их! – берясь за сумку с эдиктами, кивнул Марцелл.
– И я… могу делать с ними все, что угодно?
– Конечно!
Марцелл открыл сумку и привычно стал пересчитывать эдикты, внимательно проверяя целостность печатей:
– Один, два, три… Никак не могу понять, как можно верить в то, что говорит этот Нектарий? – как бы между прочим заметил он и, не дожидаясь ответа Криспа, тут же перевел разговор на другую тему: - А что это тебя так стала волновать Дакия?
– Да так…
После вчерашней ночи отношения между отцом и сыном были еще натянутыми, и ни один из них не решался довести до конца разговор о том, что больше всего волновало его.
– Пять… шесть… семь… - продолжал счет Марцелл. – А-а, я, кажется, начинаю догадываться – виной всему – золотистые волосы и синие глаза?
– Да что ты, нет! Нет!! – с жаром принялся отнекиваться Крисп. Он понял, что отец внимательно наблюдал не только за пресвитером, и отчаянно покраснел.
– Это я так – просто!
– И я тоже просто! – улыбнулся ему отец, заканчивая счет, – …восемь, девять и - десять! Все в порядке! Доброй ночи, сынок!..
2
– Сам ничего не могу понять! – пожал плечами отец.
«Так-так, Крисп – рассеян, краснеет, отнекивается… Всё ясно с этим господином своих рабов –
– усмехнулся Стас, откладывая тетрадь. – Тихоня – тихоней, а туда же!.. Стоп! – вдруг ахнул он от неожиданной мысли. – Это что же тогда получается?..»
Через приоткрытое окно хорошо было слышно, как заскрипели ступеньки крыльца, и хлопнула входная дверь. Но Стас даже не стал прислушиваться, кто пришел.
«Это выходит, всегда так было? И со всеми? Не только со мной?.. И я…»
Но додумать он не успел. В комнату вошел отец.
– Ну, как ты? – с порога спросил он и, подойдя к сыну, пощупал его лоб.
– Да уже все прошло давно! – приподнялся в кровати Стас.
– А ты где был?
– У отца Тихона!
– Что! Ему опять плохо?
Стас неожиданно вспомнил, что совсем забыл как следует расспросить отца Тихона о самом главном, и похолодел. Так рвался к нему, так боялся опоздать и надо же – забыл спросить о том, важнее чего нет на свете!
«Он же ничего толком не успел сказать мне!» - испугался он.
Но отец успокоил его.
– Да нет, наоборот. Ему даже немного лучше!
– Он что – выздоровел?
– Сам ничего не могу понять! – пожал плечами отец. – Пришел к нему, как врач, а посидел просто, как коллега с коллегой!
– Как кто?
– Отец Тихон, оказывается, тоже кандидат наук, только исторических, и, как и я, писал докторскую диссертацию! – объяснил отец.
– Вот мы и поговорили, как ученые люди о том о сем…
– О чём о том?
– Об истории, медицине, точнее – об истории медицины…
– А о сем?
– Ну, это даже трудно назвать ученым разговором… - пренебрежительно усмехнулся отец. – О вере!
– Да?! – живо заинтересовался Стас. – Расскажи!
– А что рассказывать? – пожал плечами отец.
– Я ему говорю, сколько людей оперировал, причем именно на сердце! И ни разу не видел в нем этой самой веры. А он мне: а любовь видели? Радость, злобу? Или вы их тоже станете отрицать? Что я мог ему возразить? Ну, не могу я его понять, и все тут! Конечно, может, я в чем-то не прав… Любое открытие, как правило, проходит три стадии.
– Какие?
– Первое: этого не может быть никогда. Второе: а знаете, в этом что-то есть… И третье: так было всегда!
– Здорово! – засмеялся Стас. – А он?
– Только улыбнулся! Ну, что за человек? Завтра с утра весь народ на субботник поднимает. Я ему: вам вредно, нельзя! А он: все хорошо, все хорошо будет! Что с таким прикажешь делать? – с досадой махнул он рукой и, переводя разговор в другое русло, вопросительно посмотрел на сына: - Ты лучше скажи, как это тебя в крапиву угораздило упасть? Тебе что – пять лет?