Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России
Шрифт:
Помнится, мы без промедления сели за стол, после молитвы. Других гостей, кроме нас, никого не было. Гостеприимный хозяин начал трапезу с того, что извинился за интимность завтрака: «Я знаю, вы, владыка, не любите торжественных приемов и многолюдных трапез, так вот я пригласил вас на скромный завтрак, тем более что хочу видеть вас в самой простой келейной обстановке».
Во время завтрака Патриарх сказал теплую сердечную речь в адрес именинника. Он назвал владыку Фаддея «светочем Церкви», «чудом нашего времени».
Владыка Фаддей, отвечая на это приветствие, отметил исповедническую деятельность Патриарха, его мужество и мудрость по управлению Церковью. «Я молюсь Богу, чтобы Он сохранил вашу драгоценную жизнь для блага Церкви». При этих словах Святейший прослезился. Его Святейшество был очень любезен ко мне: наливал мне
Наш любезный хозяин словоохотлив, он рассказывает смешные истории из своей семинарской жизни, о приключениях, курьезах; о своем пребывании в Америке, американских нравах и обычаях и, чтобы немного пошутить, переходит к незатейливым сценкам из быта провинциального духовенства. Вероятно, в домашней обстановке Его Святейшество веселого нрава, любит невинно посмеяться. Помню один его рассказ: «Когда я был епископом Алеутским, – говорит с характерной расстановкой Патриарх, – ко мне в 1904 году обратился англиканский священник доктор Ирвайн, с просьбой принять его в Православие. Я запросил Священный Синод, как быть, то есть снова его рукополагать или принимать без перерукоположения. Пришел ответ, что его англиканская хиротония недействительна, и я его рукоположил во священника. В Петербурге заинтересовались этим случаем и намеревались напечатать о нем в газетах, но для этого им понадобилась фотография Ирвайна. Я вызвал его и велел ему представить фотографию. Вдруг Ирвайн спрашивает меня: «Как мне фотографироваться: обычно или по примеру Мазарини?» Вижу, что Ирвайн хочет сказать какой-то каламбур – не отвечаю на его вопрос, а он, ничтоже сумняшеся, продолжает: «Мазарини проиграл все и остался только в гетрах». «Вот проиграю гетры, – говорит Мазарини, – тогда пусть пишут с меня портрет Адама. Ведь многие, кажется, хотят видеть мое изображение». Конечно, Ирвайн сказал мне дерзость, и надо было мне обидеться, но рассказ был забавен, и я сам от души смеялся». Патриарх рассказывает, смеется, лицо его розовеет.
Меня Святейший спрашивал о том, как теперь работают суды, что в них отличного от дореволюционных судов, почему не введен суд присяжных.
Вообще говорили о многом, за исключением официальных предметов.
Владыка Фаддей неоднократно начинал разговор об обновленцах, но Святейший как-то характерно махал руками и говорил: «Ну их к Богу», – и переводил разговор на другую тему.
В перерыве, пока еще не подавали чай, Патриарх подозвал келейника и что-то тихо сказал ему. Келейник вышел, а потом вернулся со свертком.
«Ну вот, Преосвященнейший, вам именинный подарок – по русскому обычаю. Это облачение, причем красивое и сшитое по вашей фигуре. Хотел подарить отрезом, да ведь вы такой человек – все равно не сошьете или кому-нибудь отдадите… да… тут еще мантия, ведь ваша-то, поди, старенькая…» Владыка Фаддей принимает сверток, собирается благодарить Патриарха, но сверток выскальзывает из одной руки и из него падает красный бархатный футляр. Я бросился поднимать футляр. «Да, тут еще маленькое прибавление… Как это я забыл сказать о нем», – широко улыбаясь, говорит Патриарх. Владыка Фаддей открывает футляр, а в нем бриллиантовый крест для ношения на клобуке, белые, слоновой кости четки.
«Вам, – говорит Патриарх, обращаясь ко мне, – с удовольствием сделал бы такой же подарок, да ведь в нем в суд не пустят… хотя в Англии… там ведь юристы в мантиях…» Затем Его Святейшество подходит к ломберному столику, достает из ящика свою фотографию, делает на ней надпись и церемонно вручает мне. Я благодарю с нижайшим поклоном. После чая все встали из-за стола и, помолившись по обычаю, стали прощаться с гостеприимным хозяином.
Я шел в гостиницу в приподнятом настроении. В руках у меня была фотография замечательного человека, в обществе которого я провел несколько незабываемых часов. Дорогой я останавливался и перечитывал надпись на фотографии: «Благословение Господа да сопровождает вас всю Вашу жизнь. Смиренный Тихон. 21 августа (ст. ст.) 1924 г.».
Это была та самая фотография, которая, к несчастью, была изъята у меня при обыске.
В день кончины Святейшего Патриарха Тихона я думал над свежей могилой. Закатилось солнце, так ярко сиявшее над нашей Святой Церковью. Ушел «в путь всея земли» печальник нашей Церкви, мужественно защищавший ее в годы испытаний. Кто
Да… кто это будет?
Да спасет Бог нашу Святую Церковь.
Вечная память почившему.
Алексей Рогович
Святейший Тихон, Патриарх Московский и всея Руси
«От Господа пути мужу исправляются». Эти вещие слова псалмопевца невольно вспоминаются, когда останавливаешься мыслью на необыкновенном призвании, выпавшем на долю возглавляющего в наши дни Российскую Православную Церковь Святейшего Тихона, Патриарха Московского.
Во время неслыханного лютого гонения, воздвигнутого против Церкви Христовой, среди развалин, покрывающих Россию, и среди дикого сатанинского разгула безбожной шайки злодеев, правящих страной, незыблемо уцелела от прежнего времени только Святая Православная Церковь; она сохранила свое священноначалие и объединяет молитвой и подвигом миллионы верующих русских людей. Возглавлять Церковь в такое время есть ежечасное мученичество, но, подкрепляемый Богом, Святейший Патриарх на обрызганной кровью свещнице Российской Церкви горит, как яркий светильник, и не могут потушить его бушующие ураганы.
На Московский Патриарший Престол Святейший Тихон вступил, имея всего 52 года от роду, но уже около 20 лет до этого он проходил епископское служение, первоначально в сане епископа Люблинского, викария Варшавской епархии. Этой епархией управлял тогда один из выдающихся иерархов своего времени, Высокопреосвящененнейший Флавиан (скончавшийся в 1916 году в сане митрополита Киевского и Галицкого). Родом из дворян Городецких, будущий митрополит, еще студентом Московского университета, рано поменял блеск и утехи мира на монашескую келью и на послушание в хлебопека в московском Симоновом монастыре. Затем мы видим его в Китае. После семнадцатилетнего миссионерского служения в Пекине Преосвященный Флавиан правил последовательно епархиями Варшавской, Тифлисской, Харьковской и Киевской, и везде оставалась о нем светлая память уставного служения, строгой доброты и приветливой монашеской «мерности» в отношениях ко всем. Архиепископ Флавиан был учителем и другом молодого викария, епископа Тихона, которого пришлось ему вскоре отпустить на самостоятельную Северо-Американскую епископскую кафедру в сане епископа Алеутского. Восемь лет, проведенные Преосвященным Тихоном в Америке, ознаменовались значительными трудами для благоустроения этой еще сравнительно молодой епархии, и, между прочим, она обязана ему сделанным под его редакцией переводом на английский «Православного Служебника».
В 1907 году Преосвященный Тихон был переведен с кафедры Американской на кафедру Ярославскую, и по этому поводу вспоминается мне не совсем обыкновенный случай. Это было в Петербурге. После длительного заседания в Александро-Невской Лавре спускаемся мы вдвоем с митрополитом Флавианом по лестнице митрополичьих покоев, и я заговорил с ним по поводу перемещения Преосвященного Тихона в Ярославль. «Скажите мне что-нибудь, владыко, про нового Ярославского архиепископа? Вы его, кажется, близко знаете, а меня интересует все, что относится к Ярославлю». Митрополит остановился, из-под белого клобука сквозь очки на меня уставился его пристальный взор, и он как-то особенно значительно, с расстановкой произнес: «Вы спрашиваете меня про Преосвященного Тихона? Так вот попомните мои слова: если когда-нибудь будут выбирать в России Патриарха, то лучшего, чем он, не выберут». Я всегда глубоко чтил светлый ум и высокий уровень милого Киевского владыки, но мог ли я тогда думать, что слышу из уст его поистине пророчество? Чаяния о соборности и о восстановлении Патриархата в России уже тогда носились в воздухе; по высочайшему почину и при неустанном личном внимании Государя Императора к этим вопросам уже тогда усиленно работало при Святейшем Синоде Предсоборное Присутствие, но, перебирая в уме вероятных кандидатов на Патриарший Престол – самого митрополита Флавиана, архиепископа Одесского Дмитрия (Самбикина), – кто мог предвидеть такого кандидата в лице плывшего в те дни по Атлантическому океану в Россию одного из сравнительно молодых и дотоле мало известных русских архиереев?