Святославичи
Шрифт:
– Я вижу, князь, тебе понравилась эта рабыня, - заулыбался Мамстрюк, - а ты ей.
Вечером Роман велел привести половчанку.
Она вошла тихо и робко в теплый полумрак небольшой светлицы. Блеснули в пламени свечей белки ее больших глаз, когда девушка оглядывалась вокруг.
Сидевший за столом Роман негромко промолвил:
– Ну здравствуй, Бикэ Искаловна.
Половчанка легкими бесшумными шагами подошла к столу и села напротив Романа, подперев подбородок своей изящной ручкой.
На ней было длинное белое платье с разрезами на бедрах, золотисто-рыжие волосы распущены
– Здравствуй, Роман Святославич, - грустно промолвила она.
– Не забыла еще русскую речь? Бикэ улыбнулась.
– Не забыла. По сравнению с языком касогов русская речь - услада для ушей!
– Давно ли в рабстве мыкаешься?
– С той поры как Мамстрюк убил моего мужа в поединке, - с печальным вздохом ответила Бикэ.
– Обычай здесь такой, проигравший поединок отдает победителю оружие, коня и жену с детьми.
– Что же ты за слабого батыра замуж выходила?
– подтрунил Роман.
Половчанка сердито сузила большие миндалевидные глаза.
– Выходила за кого хотела, - дерзко ответила она.
– Мой Авзал был посильнее тебя, сильнее многих! Не повезло ему.
– Видать, этот Мамстрюк могучий воин, - удивился Роман, - ас виду не скажешь.
– Не могучий он вовсе, - недовольно сказала Бикэ.
– Если у половцев бьется насмерть тот, кто вызывает на поединок, то у касогов каждый знатный человек имеет пелуаней, бойцов-поединщиков. Вот они-то и бьются в схватках за своих трусливых господ!
– А-а… - разочарованно протянул Роман.
В беседе с половчанкой он узнал, что у донского колена половцев давний спор с касогами за прикубанские степи. И половцы непременно взяли бы верх, если бы касогам не помогали местные хазары и тмутараканские князья. Узнал Роман и о том, что Бикэ задушила собственного сына, когда узнала, что ему уготована рабская доля.
– Мне показалось, с неохотой расстался с тобой толстопузый Мамстрюк, - проговорил Роман, глядя половчанке прямо в глаза.
– Небось частенько он владел тобою на ложе?
Бикэ не отвела взгляд, не смутилась, лишь сдвинула чуть-чуть свои изогнутые брови.
Ее голос прозвучал с проникновенным достоинством:
– Связанной Мамстрюк обладал мною много раз, но ни разу, когда мои руки были свободны.
– Что ж, такая женщина, как ты, достойна лучшей доли, - сказал Роман и поднялся из-за стола.
– Будешь жить в этой светелке. А когда брат мой двинется через степи на Русь, поедешь с ним. В пути, я думаю, вам попадется какой-нибудь половецкий курень, через него доберешься до своих сородичей. Приятного тебе сна, Бикэ Искаловна…
В самый разгар лета, когда в степях во весь рост поднялись высокие травы, дружина Глеба стала седлать коней. Как ни зазывал Роман, лишь немногие из братовых дружинников согласились остаться с ним, польстившись на обещания богатств несметных и славы громкой.
– Ты за тем и Бояна с собой взял, дабы он о тебе хвалебные песни слагал?
– спросил Глеб.
– Хочу, чтобы Боян походы мои воспел, как воспевает подвиги Мстислава Храброго, - откровенно признался Роман.
– Жизнь без походов скучна, а без славы бессмысленна.
– Ну, дай тебе Господь удачи в делах твоих!
– промолвил Глеб.
Братья
Долгий путь предстоял Глебу, но он с радостью понукал своего жеребца, проезжая сквозь двойную каменную арку городских ворот. Кончилось его сидение в постылой Тмутаракани. Домой! На Русь!!!
Смерть Мстислава Изяславича
В Киеве погребали Мстислава Изяславича.
Недолго правил отвоеванным Полоцком молодой князь. Нежданно-негаданно свалилась на него хворь и всего за несколько дней довела до гробовой доски. В свите Мстислава поговаривали украдкой, мол, не обошлось тут без козней Всеслава. Наверняка наслал немочь роковую на врага своего князь-ведун, а может, яду подослал с верным человеком.
– В Полоцке на нас, киевлян, токмо гости заморские косо-то не глядели, - рассказывал Изяславу воевода Чудин, - будто не русичи мы и Киев Полоцку не указчик.
Взамен умершего Мстислава в Полоцк был отправлен Святополк.
Не хотелось Святополку ехать в город, откуда ему уже однажды указали путь непокорные половчане, да с отцом не поспоришь. Даже на погребение брата Святополку было не позволено остаться.
Изяслав опух от слез: один был у него сын-воитель - да какой!
– и того не стало. Еще совсем недавно желанная дочь, привезенная Гертрудой из Кракова, стала нежеланной: уж лучше бы сын родился! Эльжбета, наложница Святополка, тоже разродилась дочерью. Накричал Изяслав на сына, когда тот попросил у него благословения на брак с Эльжбетой. Заодно великий князь обругал и Гертруду, за то что посмела вступиться за Святополка.
«Брат на смертном одре, а Святополк-недоумок жениться надумал, и на ком - на блуднице!
– негодовал Изяслав.
– И за что мне наказанье такое! Ни с женой, ни с детьми счастья нету!»
Возле Софийского собора, где добирались отпевать безвременно почившего Мстислава, с раннего утра площадь была полна народа. Изяслава и это вывело из себя.
– Что, сбежались на горе мое порадоваться, злыдни?
– кричал он толпе простых киевлян.
– Вижу по очам вашим, песье отродье, что в радость вам смерть Мстислава! Думаете, за кровь вашу покарал его Господь смертью преждевременной и гореть ему в аду? Так нет же, собачьи дети, сын мой хоть по головам вашим да в рай заберется. А вас всех ждет адово пламя! Всех ждет за зависть вашу к чужому богатству, за скудость ума и руки загребущие! Мстислав казнил вас за это, а я за это плюю на вас!
Изяслав задержался на месте и плюнул прямо в людскую гущу.
В народе прокатился глухой ропот, но никто не бросил великому князю дерзкого слова.
Дружинники Изяслава и его польские телохранители ринулись на толпу и оттеснили ее подальше от главных врат храма. Особенно усердствовали поляки, любившие Мстислава за его щедрость к ним, за воинственный нрав, унаследованный им, видно, от деда со стороны матери князя Мешко Ламберта. Мстислав свободно изъяснялся по-польски. Он состоял в переписке со своей теткой Марией-Добронегой, вдовой Казимира Восстановителя, которая подыскивала ему польскую невесту.