Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

Топоров Владимир Николаевич

ЖФ очень тактично, с известной изощренностью подготавливает переход к теме поставления Феодосия игуменом и начала его возглавления монастырской жизни. В этом отношении показателен фрагмент 35г–37а. Он строится следующим образом. В первом блоке описывается жизнь в пещере сначала:

А еже исперва житие ихъ въ пещере, и елико скорбии печали прията, тесноты ради места того, Богу единому съведущю, а устомъ человечьскомъ не мощьно исповедати (35г) [626] .

626

С явной ориентацией на слова Антония, сказанные им пришедшему к нему Феодосию: «[…] видиши ли пещеру сию, скорбьно место и теснейше паче инехъ местъ…» (31б), ср. также 37а.

и т. д. с изображением более чем скромной, действительно «убогой» и «трудной» жизни — вплоть до заключительной фразы: «И тако по вся дьни трудящеся, пребывахуть въ любови Божии» (36б). В следующем блоке вводится тема Феодосия, его достоинств — «Отець же нашь Феодосий съмереномь съмысломь и послушаниемь вься преспевааше, трудомь и подвизаниемь…» (36б)

и т. п. вплоть до завершения — «И сего ради любляхути и зело и яко отьца имяхути и, зело дивящеся съмерению его и покорению» (36в). Явный смысл отрывка в том, что Феодосий, еще не будучи игуменом, всех превосходил («преспевааше») и всем был как отец («яко отьца имяхути и») [627] . Невыявленный, но, несомненно, подразумеваемый смысл — Феодосий фактический возглавитель братии («отець»), более других определяющий жизнь в обители; еще более завуалированный, но, однако, легко эксплицируемый смысл — Феодосий должен возглавлять всю монастырскую жизнь, практически — стать игуменом. Третий блок как раз и описывает этот «переход» (36в): Варлаам покидает Печерскую обитель, став игуменом в монастыре св. Димитрия; братия, собравшись вместе, поставляет себе игуменом Феодосия и объявляет («возвестивъше») об этом Антонию [628] ; при этом сообщается мотивировка этого решения, вскрывающая, в частности, содержание «первенства» Феодосия — «[…] игуменомь себе нарекоша, яко и чернечьскую жизнь управивъша и Божия известо заповеди излиха ведуща».

627

Здесь слово «отець» нетерминологично (в отличие от «Отець нашь Феодосий…»).

628

Роль Антония во всей этой процедуре остается пассивной. В других источниках она представлена иначе (ср. Лавр. летоп., 159).

И последний блок, как бы подводящий итог предыдущим и, несколько загодя, с упреждением описывающий процветание монастыря, искусно «разыгрывает» две разнонаправленные темы. С одной стороны — тема смирения, скромного, некоей отрешенности («небесности»), заставляющая вспомнить Антония, ср.: «[…] Феодосий, аще и старейшинство приимь, не измени съмерения своего правила […] Темь же съмеряшеся, мений всехъ ся творя…» (36г) и т. п. С другой стороны (и это, конечно, главное) — тема процветания этого места, умножения братии, тяги к монастырю мирян, данная так тонко, почти нулевыми приемами, что лишь очень внимательный читатель заподозрит здесь тень контраста с жизнью пещеры при Антонии. Более того, Нестор как бы спешит увести читателя от подобных подозрений, и поведение Феодосия он объясняет следованием словам Господа — «Иже аще кто въ васъ хощеть быти старей, буди всехъ убо мений и всемъ слуга» (36г). Ударение здесь ставится на служении и на его плодах — расцвете монастыря:

[…] и всемъ служа, и собою образъ вьсемъ дая, и на дело преже всехъ исходя и въ чину святыя литургия. И оттоле цветяше и мъножашеся место то праведника молитвою… Умножаху бо ся оттоле братия и цветяше место то добрыими нравы и молитвами ихъ и инеми благочестивыими нравы. И многымъ отъ вельможь приходити къ нему благословления ради, и от имений своихъ малу некаку часть подающи имъ (36г).

И тут же, чтобы уравновесить «земное», материальное и «небесное», духовное и чтобы не дать повода для возникновения темы «стяжательства», ЖФ акцентирует (опять со ссылкой на слова Господа) отказ от забот о «земном» и плотском и устремленность к «небесному» и духовному —

Феодосий видя место скорбьно суще и тесно и еще же и скудно при всемь, и братии мъножащися, церкви же мале сущи на совокупление имъ, и николиже въпаде о томь въ печаль, ни поскорбе о томь, но по вся дьни братию всю утешая, учаше и никакоже попечися о плотьнемь, но Господень гласъ воспоминаше, имъ глаголя: «Не пецетеся, чьто пиемъ, или что емъ, или въ что облечемъся: весть бо отець вашь небесьный, яко требуеть вься си, обаче ищете цесарьства небеснаго и си вься приложаться вамъ». Блаженый же сице помышляше, Богъ же все на потребу нескудьно подаваше ему. (37а).

Но в целом главная идея ЖФ в этом месте и в связи именно с Феодосием в том, чтобы подчеркнуть именно гармонию «небесного» и «земного», утвердить мысль, что оба эти начала могут стать взаимопроникающими. Не случайно, что как раз в этом месте текста говорится о Феодосии, что он «поистине земельный ангелъ и небесный человекъ» (36г–37а) [629] . Эта формула, состоящая из двух резко оксюморных сочетаний, одновременно противопоставляемых друг другу, но и усиленно соединяемых в целое, была заимствована из Жития св. Саввы и в дальнейшем не раз прилагалась на Руси к своим святым [630] . Феодосий был первым из них, и нужно сказать, что к нему эта формула прилагается особенно естественно и надежно.

629

Та же формула повторяется и в Похвале преподобному Феодосию в Киево–Печерском патерике:

И убо кто достойно похвалить или возвеличить земнаго аггела и небеснаго человека?

Радуйся, земный аггеле и небесный человече…

(Абрамович 1930:87, 91)

Ср. также:

[…] еща землю оставивь и земнаа вся, на небеса идеть, еща человекы оставль и с аггелы водворяеться и Бога зрети сподобляется. (87).

630

Знакомство с этим житием фиксируется, в частности, и самим ЖФ. Ср.: «И се же пакы подобьно есть рещи, еже яко пишеться таково о святемь и велицемь Саве» (566).

И уже после этого подготовительного фрагмента со всеми его мотивировками и «предупредительными» ходами ЖФ переходит к тому, как воплощается эта идея гармонии «небесного» и «земного», каковы ее плоды. При этом

вся тональность рассказа меняется: он становится открытым, конкретным, деловитым, пожалуй, несколько суховатым (во всяком случае по сравнению с предшествующей частью жития). Нестор придает особое значение описанию этих «первых» зримых результатов деятельности Феодосия, и здесь, вероятно, впервые складывается представление о том, что Печерский монастырь был устроен именно Феодосием, что это по преимуществу Феодосиев монастырь. Ср.:

Тогда бо сий великий Феодосий обретъ место чисто, недалече от печеры суще, и разумевъ, яко довольно есть на возгражение манастыря, и разбогатевъ благодатию Божиею и оградивъся верою и упованиемъ, исполнивъ же ся духа святаго, начать подвизатися въселити место то. И якоже Богу помагающю ему, въ мало время возгради церьковь на месте томь въ имя святыя и преславьныя Богородица и приснодевица Мария, и оградивъ и постави келие многы, и тогда преселися от пещеры съ братиею на место то въ лето 6570. И отътоле Божиею благодатию воздрасте место то, и бысть манастырь славенъ, се же и доныне есть Печерьскый наричемъ, иже от святаго отьца нашего Феодосия составленъ бысть. (37а–37б) [631]

631

Ср.:

игумен же и братия. заложиша церковь велику и манастырь огородиша. а со столпьемь келье поставиша многы. церковь свершиша и иконами украсиша. и оттоле почаша Печерскыи манастырь. имже беша жили черньци преже в печере. а отъ того прозвася Печерскыи манастырь.

(Лавр. летоп., 159).

И позже:

В се же лето [1073 г. — В. Т.] основана бысть церквы Печерьская. Игуменом Феодосьемъ. и епископомь Михаиломь… (183).

Ср. также Киево–Печерский патерик, Слово 24.

И в дальнейшем Феодосий не оставлял монастырь своими заботами. Он расширял монастырь, заложил другую церковь, строил кельи для монахов, воздвигал монастырские стены, построил около монастыря двор для убогих с церковью первомученика Стефана, и при этом Феодосию принадлежали не только планы расширения монастыря: вместе с братией он сам каждый день трудился, возводя монастырские строения. ЖФ несколько раз обращается к этой стороне деятельности Феодосия. Ср.:

По сихъ же множащися братии, и нужа бысть славьному отьцю нашему Феодосию распространити манастырь на поставление келий, множьства ради приходящихъ и бывающимъ мнихомъ. И бе самъ съ братиею делая и городя дворъ манастырьскый. И се же разгражену бывъшю манастырю… (46в).

и др. Последнее большое его начинание не было закончено при жизни Феодосия, но оно было им задумано, им осуществляемо и его молитвами завершено.

Тогда же отець нашь Феодосий, наполнивъся духа святааго, начатъ благодатию Божиею подвизатися, якоже вьселити тому въ другое место, помагающу тому святому духу, и церковь же велику камениемь возградити во имя святыя Богородиця и принодевыя Мария, первей бо церкви древяне сущи и мале на приятие братии. Въ начатокъ же таковааго дела съберася множество людий, и место на возгражение овемъ ова кажющемъ, инемъ же ино, и вьсехъ не бе подобьно место княжю полю, близь прилежащю… [632] Беаше же и самъ блаженый Феодосий по вься дьни съ братиею подвизаяся и тружая о возгражении таковаго дому. Обаче аще и не соверьши его живъ сы, но се и по съмерьти того, Стефану приимъшю игуменьство и Богу помагающю тому молитвами преподобьнааго отьца нашего Феодосия, соверьшено дело и домъ сограженъ. Ту же братии преселивъшемъся, и онъдеже малу ихъ оставъшю… (60в–61а) [633]

632

Далее рассказывается, как проезжавший мимо, «по строю Божию», князь Святослав, увидев множество народа, спросил о происходящем. Узнав же, в чем дело, он, «яко от Бога подвиженъ», показал место на своем поле и велел именно здесь строить церковь и «Се же якоже и по молитве тому самому начатокъ копанию положити» (60г).

633

Тема монастыря, расцвета и умножения Божией благодатью и молитвами Феодосия этого святого места не раз возникает в ЖФ — и как своего рода штамп, и вполне конкретно. При этом сама эта тема выстраивается crescendo, становясь почти непрерывной в финале. Впрочем, и в средней части текста автор настойчиво подчеркивает особую важность этой темы:

А иже преподобный отець нашь Феодосий, иже поистине исполъненъ духа святааго, темьже и Божия таланта умъноживъ, иже населивъ место множествомь черноризець, иже пусто суще, манастырь славенъ сотвори. (49а).

И в этой связи можно еще раз отослать к вопросу о соотношении двух текстов — «О начале Печерского монастыря» и ЖФ, а также об отражении отдельных черт первого во втором. К теме монастыря и монастырского «умножения» ср. в конце ЖФ:

Въ лето же то [когда умер Феодосий — В. Т.] молитвами блаженааго отьця нашего Феодосия умножи вьсехъ благыихъ въ манастыри томь и еще же и въ селехъ техъ бысть гобино и въ скотехъ же приплодокъ. (64г).

Си же ведети есть яко же и доныне молитвами его вься умножають ся въ манастыри его […] въ манастыри блаженааго боле умножаеть ся молитвами отьца нашего Феодосия… (65а).

и тако умножаше ся место то благодатию Божиею и молитвы ради святаго нашего Феодосия (66в).

и др. Но и более конкретно —

Си же яко по умерьтвии блаженаго отьца нашего Феодосия, Стефанъ же игуменьство приимъ подвизаше ся о зьдании церкви, юже бе блаженый началъ зьдати.

Тоже благодатию Божиею и молитвами преподобьнаго отьца нашего Феодосия, въ мало летъ созьдана бысть церкы, и манастырь сограженъ. (66а—66б).

Или же:

молитвами блаженаго наставьника ему и отьца Феодосия состави себе манастырь и церковь возгради во имя святыя Богородиця, и нарекъ место то по образу сущааго въ Костянтини граде из Лахерьна… (66г).