Святыня
Шрифт:
— Ты это о чем, Шатун?
Подъемный кран вбил цементную сваю мне в позвоночник, и что-то маленькое, кусачее вцепилось острыми зубами мне в шею с правой стороны, Шатун шатнулся вон из поля моего зрения, а тротуар, закачавшись, пополз вверх, к моему уху.
— Классные очочки, мистер Кензи! — проговорил Недотепа, в то время как его одутловатое личико, как воздушный шарик, парило возле меня. — Изящная деталь гардероба.
— В стиле хай-тек, — добавил Шатун.
И кто-то рассмеялся, а кто-то запустил стартер, и я почувствовал
— Голова болит, — сказала Энджи.
Она сидела возле меня на черном кожаном диване, и руки ее, как и у меня, были скручены за спиной.
— Ну а вы, мистер Кензи? — осведомился голос. — Как ваша голова?
— Под впечатлением, — отозвался я. — Чтобы не сказать, идет кругом.
Я повернул голову в направлении голоса, но глаза мне ослепило лишь пятно желтого цвета, окаймленное мягко-коричневой тенью. Я заморгал, и комната слегка качнулась.
— Простите за наркотики, — сказал голос. — Если б можно было сделать это иначе…
— Не извиняйтесь, сэр, — проговорил другой голос, и я узнал Шатуна. — Сделать это иначе было невозможно.
— Джулиан, дай, пожалуйста, аспирину госпоже Дженнаро и мистеру Кензи, — вздохнул голос за ослепительным пятном желтого цвета, — и, будь добр, развяжи их.
— А если они начнут двигаться? — поинтересовался голос Недотепы.
— Проследите, чтоб не начали, мистер Клифтон.
— Да, сэр. С удовольствием.
— Меня зовут Тревор Стоун, — сказал человек, прятавшийся за пятном света. — Это вам что-нибудь говорит?
Я потер красные следы на запястьях.
Энджи тоже потерла свои красные следы и хватанула несколько глотков кислорода. Помещение, как я полагал, было кабинетом Тревора Стоуна.
— Я задал вам вопрос.
Я взглянул на пятно света.
— Задали. С чем вас и поздравляю. — Я повернулся к Энджи: — Как ты?
— Запястья ноют, и голова тоже…
— А в остальном?
— Настроение в целом скверное.
Я опять устремил взгляд на пятно света.
— У нас скверное настроение.
— Надо думать.
— Твою мать!
— Остроумное замечание, — послышалось из-за пятна приглушенного света, и Недотепа с Шатуном негромко прыснули.
— Остроумное замечание, — эхом откликнулся Недотепа.
— Мистер Кензи, госпожа Дженнаро, — проговорил Тревор Стоун, — я даю вам слово, что не хочу причинять вам неприятности. Возможно, мне придется вам их причинить, но это будет против моего желания. Мне нужна ваша помощь.
— Да бросьте вы! — Я поднялся на неверных ногах, Энджи тоже поднялась и встала рядом.
— Если один из ваших остолопов подвез бы нас домой… — начала Энджи.
Я схватился за ее руку, так как меня качнуло к дивану, а комната немного накренилась вправо. Шатун ткнул указательным пальцем меня в грудь так легко, что я едва почувствовал касание, и мы с Энджи упали обратно
Еще пять минут, сказал я своим ногам, и мы сделаем новую попытку.
— Мистер Кензи, — предупредил Тревор Стоун, — вы можете опять пробовать встать, а мы можем легким толчком отправлять вас обратно на диван, по моим подсчетам, еще примерно в течение минут тридцати, так что расслабьтесь.
— Похищение людей, — сказала Энджи, — насильственное задержание… Вам знакомы эти термины, мистер Стоун?
— Да…
— Хорошо. Вы осознаете, что и то и другое является преступлением против федеральных законов, влекущим за собой суровое наказание?
— М-м… — промычал Тревор Стоун. — Госпожа Дженнаро и вы, мистер Кензи, хорошо ли вы осведомлены о том, что смертны?
— У нас были случаи, когда можно было это заподозрить, — сказала Энджи.
— Это мне известно, — сказал он.
Подняв брови, Энджи взглянула на меня. Я поднял брови ей в ответ.
— Но речь шла лишь о случаях и, как вы выразились, подозрениях. Отдельные разрозненные догадки. Однако сейчас вы оба живы, молоды и имеете веские основания считать, что будете топтать эту землю еще лет тридцать-сорок. Мир с его законами и установками, с его обычаями и непреложными карами за преступления против федерального законодательства имеет над вами власть, в то время как я ныне ему неподвластен.
— Это призрак, — шепнул я, и Энджи толкнула меня локтем под ребро.
— Совершенно верно, мистер Кензи, — сказал Стоун, — совершенно верно!
Желтое пятно света переместилось, метнувшись прочь от меня, и я заморгал в сменившей его темноте. Белая точка в ее середине, сделав кульбит, превратилась в оранжевые круги побольше, подобно трассирующим пулям, они замелькали перед моими глазами. Затем зрение мое прояснилось, и я увидел Тревора Стоуна.
Верхняя часть его лица была словно вытесана из светлого дуба — нависшие брови бросали тень на жесткие зеленые глаза, орлиный нос и выпиравшие сероватые скулы.
Однако под скулами плоть резко шла на убыль. Челюсть с двух сторон будто смялась, а кости, расплавившись, перетекли в рот. Подбородок, исхудавший до состояния желвака, глядел вниз, болтаясь в резиновой кожной складке. Рот же вообще потерял форму, на его месте плавало что-то амебообразное с белыми высохшими губами.
Лет ему можно было дать сколько угодно — от сорока до семидесяти.
Горло его покрывали нашлепки рыжеватых пластырей, казавшихся влажными. Поднявшись из-за массивного письменного стола, он оперся на трость красного дерева с золотым набалдашником в виде головы дракона. Серые в шотландскую клетку брюки пузырились вокруг тощих ног, но синяя хлопковая рубашка и черный льняной пиджак облегали массивные плечи и грудь плотно, как вторая кожа, и словно сроднились с ними. Уцепившаяся за трость рука, казалось, была способна единым махом вбивать в пыль и плющить мячи для гольфа.