Сын Багратиона 2

Седой Василий

Глава 10

— Тёть Тамара, ты точно хочешь поселиться здесь, на острове? Ведь столица княжества будет в другом месте, в Калифорнии. Может, было бы разумнее туда перебраться?

— Нет, именно здесь жить буду, тут есть места для выращивания винограда ещё лучше, чем на Кавказе, да и детишкам здесь будет хорошо, тепло же круглый год.

Тётка Тамара, пожив неделю рядом со мной, заскучала и, чтобы немного развеяться, уговорила меня отпустить её поплавать на корабле по округе, чтобы посмотреть местные достопримечательности. Почти на месяц исчезла и я даже запереживал, не случилось ли чего. Но нет, вернулась и теперь буквально фонтанировала энергией, делясь своими планами на будущее. А все из-за того,

что нашла в этом мини-путешествии, как она сказала, райское место для жизни. Приглянулся ей один из многочисленных островов, расположенных недалеко от Папуа. Там, по её словам, есть все необходимое для счастливой жизни. Река с чистейший водой, подходящий для виноградников склон горы и даже несколько уютных горных долин, пригодных для ведения сельского хозяйства. В общем, именно то, что ей хотелось бы получить в свое распоряжение. Главное, что присмотренное ей местечко вполне безопасно в плане защиты от нежелательных гостей. Остров гористый и с одной-единственной бухтой, очень удобно расположенной и защищенной несколькими нависающими над входом скальными выступами. Если разместить на этих выступах десяток орудий, остров превратится в неприступную крепость, потому что высадиться на побережье в других местах практически невозможно.

Честно сказать, давно я не видел тётку в таком возбужденном состоянии, да, наверное, ни разу не видел.

Она чуть не подпрыгивала от одной мысли о райском уголке, который она нашла. Что говорить, если она этот остров даже хотела прямо так и назвать — Раем.

По большому счету, я, конечно же, был не против, чтобы она селилась, где ей только хочется, но при этом все равно в глубине души жалел, что она не отправится вместе со мной в Калифорнию. Нет, при желании я мог бы настоять, и она бы поехала, но я не стал. Она нашла свою мечту, значит, так и должно быть, пусть живёт, как сама пожелает.

— Тёть Тамара, конечно же, я не против, чтобы вы здесь поселились. Только просьба: давайте вы переберетесь на этот свой остров после того, как сюда привезут пушки и мы защитим бухту от незваных гостей.

— Хорошо, только вот как быть с саженцами, их уже давно надо пересадить, иначе можем потерять, — ответила тетка, слегка погрустнев.

— Саженцами можно заняться, но при условии, что вход в бухту будет охранять хотя бы пара кораблей, — сказал я и, увидев, что тётка обрадовалась, добавил: — Но давайте сразу договоримся, что корабли будут задействованы только на время, необходимое для посадки саженцев. После этого вы сразу вернётесь и будете ждать прибытия пушек. Пока ждете, подберете себе из переселенцев людей, рядом с которыми будете жить на своем острове.

В общем, с тётей Тамарой мы договорились, и это было несложно, всё-таки мы знали друг друга, как облупленных. А вот с родней так просто не получилось.

В первый же вечер во время разговора с братьями отца я поймал себя на мысли, что они хоть и разговаривали вежливо, но при этом не воспринимали меня всерьёз. Вроде видели все, что я сделал, своими глазами, а избавиться от мысли, что перед ними пацан несмышленый, похоже, не могли.

Поначалу так и вообще вещали, изображая из себя умудренных жизнью и даже чуть ли не наставников, объясняя, как правильно жить. Правда, довольно быстро прекратили, заметил, что я просто не реагировал на их советы. Да и сами поняли, что здесь им не там, порядки тут другие, нехарактерные для России.

В общем, с ними мне было сложно, но недолго. Сначала общий язык я нашёл с Александром Ивановичем, который был попроще брата, этакий рубаха-парень. Он даже был женат на простой казачке, наверное, поэтому быстрее сориентировался в ситуации и начал всерьёз вникать в местные расклады. Не конкретно на острове, а в целом в княжестве.

А началось все с переговоров, на которые напросились дикари. Из-за них, собственно, мне и пришлось поневоле задержаться здесь на столь длительный срок.

С появлением здесь японцев, война с аборигенами сильно изменилась, и все шло к тому, что довольно скоро на острове просто не останется коренного населения. Когда мне сообщили,

что аборигены захотели переговоров, я решил сам поучаствовать в этом деле. Просто не было у меня уверенности, что наши люди, понесшие огромные потери из-за противостояния с дикарями, были способны о чем-либо договариваться с ними. Вот я и решил побыть тут некоторое время.

На эти самые переговоры напросились родственники, которых мне пришлось взять с собой, но только с условием, что вмешиваться в сам процесс они не станут.

Собственно, даже если бы они захотели вмешаться, едва ли у них это получилось бы. Здесь, как и с японцами, проблемой стало незнание языков друг друга. Нам пришлось разговаривать на языке жестов. То ещё занятие, весёлое до невозможности и требующее запредельного терпения.

Сам процесс переговоров выдался тяжёлым и довольно длительным, но, как это ни странно, вполне продуктивным. Аборигены в итоге отдали нам на растерзание остатки племен людоедов (это было наше принципиальное условие для заключения мира) и согласились на то, чтобы их дети учились в наших школах, которые мы специально откроем в их поселениях. Мы решили так сделать, потому что не придумали другого способа встроить племена аборигенов в наш социум.

Вот, собственно, во время этих переговоров мы с родственниками и присматривались друг к другу. Надо отдать им должное, в сам процесс они не вмешивались, зато пытались советовать. Но ровно до момента, пока не пришлось решать, как мы будем делать аборигенов полноценным членами общества. На решении этой задачи они споткнулись, а когда я предложил сделать ставку на подрастающее поколение, Александр Иванович загорелся этой идеей.

Поначалу, правда, он несколько дней ходил задумчивый, а потом сам подошел и предложил свою помощь в обучении детей дикарей. Как я понял, он хотел вместе с женой самолично преподавать, но, как нетрудно догадаться, так легко не отделался. Я не раздумывая взвалил на него эту проблему целиком и полностью и таким образом снял с себя головную боль по поиску подходящего человека, способного справиться с этим делом.

Нет, совсем все на самотек я не пустил и первое время активно в этом участвовал, наблюдая за действиями родственника. Убедившись в его организаторских способностях, я понял, что лучшего руководителя для здешнего анклава мне не найти.

В общем, я запряг его по полной программе. Он теперь выполнял роль не только главного по образованию, но и губернатора в этой части наших земель тоже.

Что касается Романа Ивановича, то с ним все было ещё сложнее. Несмотря на то, что он был не таким порывистым и резким, как Александр Иванович, и более продуманным, с ним мне пришлось малость помучаться.

Он никак не мог принять саму возможность подчиняться молодому родственнику, у которого молоко на губах не высохло. Более того, он почему-то вбил себе в голову, что приехал сюда, чтобы направлять меня на путь истинный. Тяжёлый случай. Мне пришлось держать его рядом с собой, чтобы он не начал наводить порядки по собственным представлениям. Народ ведь относился к нему, как к моему близкому родственнику, который априори имел право командовать, а тот пытался этим воспользоваться. Мне из-за этого в какой-то момент пришлось даже поговорить с ним уже на повышенных тонах. Неприятно было объяснять взрослому мужику прописные истины и угрожать отправить обратно, если он не угомонится и не воспримет сложившийся расклад адекватно.

Скорее всего, мне действительно пришлось бы с ним расстаться, но вмешалась вернувшаяся из своего путешествия тётя Тамара, которая, не выбирая выражений, объяснила Роману Ивановичу, кто в доме хозяин. При том сделала она это в моем присутствии, и ей было глубоко пофиг на статус и положение в обществе моего дядьки. Мозги почистила качественно и очень эффективно. Не зря отец удивлялся, что я с ней нашёл общий язык и даже в какой-то мере сумел подчинить ее своим интересам. Фурия как она есть, глядя на неё в тот момент, иначе сказать было нельзя. Главное, что Роман Иванович даже не пытался сопротивляться, внимал так, будто его отчитывал непосредственный командир на плацу.