Сын Багратиона
Шрифт:
Все это указывало на немалый достаток живущих здесь людей и носило следы относительно недавнего ремонта. Да и практически вся мебель в доме была новой, так что в голову мне невольно лезли мысли, что все это здесь появилось совсем недавно.
Закончив изучать дом, я собрался было заняться исследованием других помещений на территории усадьбы, но этому помешал вернувшийся дед.
Очень удачно получилось, что я вышел из дома как раз в момент, когда он только появился в пределах видимости.
Поэтому, пока он преодолевал
Старик меня не разочаровал. Я, конечно, за ним не наблюдал, чтобы не спугнуть и не испортить спектакль, но судя по тому, как быстро он до меня добрался, он буквально выпрыгнул из пролетки на ходу.
Когда он схватил меня за руку и начал охаживать хворостиной, я, заскрипев зубами, только и подумал: «что же, сука, так больно. Побыстрей бы вырасти и ответка не замедлит себя ждать».
Как ни крепился, а слезы все равно непроизвольно брызнули из глаз и не только от боли, но и от обиды тоже, потому что я не мог повлиять на ситуацию и дать сдачи. Зато у мамы этих сил нашлось, наверное, на двоих.
Она сначала попыталась остановить вошедшего в раж старика словами.
— Сударь, как вы смеете обращаться подобным образом с моим сыном!
Уж не знаю, не услышал её старик или просто забил на нее, но он продолжал хлестать меня хворостиной, при этом ещё и приговаривая:
— Я тебя, ублюдок, научу порядку. Ты у меня узнаешь, что такое дисциплина…
Мама, естественно, не осталась сторонним наблюдателем. Она поняла, что её не слышат, и с визгом вцепилась ногтями в лицо старика, начав при этом громко звать какого-то Кузьму на помощь.
Все дальнейшее для меня слилось в какой-то безумный калейдоскоп событий.
Опешивший дед, отдирая руки мамы от лица, пытается от неё отстраниться. Та, в буквальном смысле обезумев, полосует ногтями это самое лицо, забыв обо всем на свете. Откуда-то из-за дома выскакивает здоровенный мужик с топором и несётся к схватке. Из дома выбегают служанки и без малейших сомнений кидаются туда же.
Я, размазывая слезы и забыв про боль в мягком месте, только и успел подумать, что спектакль удался, как все резко закончилось.
Дед вдруг каким-то реально командирским голосом рявкнул:
— Всем стоять!
И что странно, все вдруг замерли, а он уже спокойным голосом спросил:
— Елизавета, ты что тут устроила?
У меня на миг сердце дало сбой, а в голове пронеслось торнадо из мыслей, и главная была такая: не дай бог мама сейчас включит заднюю.
Пронесло. Мама вытянулась в струнку, задрала подбородок и ледяным тоном начала говорить:
— Сударь, потрудитесь объясниться, кто вам позволил
Дед на удивление не стушевался и, как бы раздумывая, произнес:
— Ишь ты как заговорила. Забыла, кто ты есть? Так и норовишь в мужские дела нос сунуть?
Мама от такой отповеди на секунду онемела, потом ее лицо окаменело, и она перебивая монолог дела, с какой-то яростью буквально выплюнула:
— Вон. Вон из моего дома, — затем она повернулась к мужику с топором. — Кузьма, проводи господина, он уезжает.
На миг она запнулась и, обращаясь уже к деду, добавила:
— Я обязательно напишу Петру Ивановичу и поведаю, как вы обращаетесь с его сыном.
Дед хотел было что-то ответить, но мама не позволила и снова будто выплюнула:
— Вон. Не желаю больше вас видеть и слышать.
Затем она отвернулась от него, подошла ко мне и, подняв на руки, тихо сказала:
— Прости меня, сынок. За все прости.
Она уже направилась было к дому, когда я, слегка ошарашенный происходящим, неожиданно для себя самого повернул голову к бородатому мужику и звонко сказал:
— И проследите, чтобы нас не обворовали, а то он может, — с этими словами я обличающе и совершенно некультурно указал пальцем на дела.
Ох, как того перекосило. Посмотрел на меня так, что я понял: злее врага у меня не будет. Но вот почему-то не испугался я этого ни разу, наоборот про себя подумал: «встретимся ещё и тогда посмотрим, кому придётся горевать».
Мама на эту выходку отреагировала улыбкой и ничего не сказала. Вместо этого только ускорила шаг, и уже через пару минут мы были в гостиной, где неожиданно случился второй акт этого спектакля.
А началось все с того, что она решила посмотреть на мою попу и оценить нанесенный дедом ущерб. Когда же сняла штаны и увидела мою задницу, то охнула, прикрыв рот рукой. Секунду мне казалось, что она снова расплачется, но нет. Она как-то сдержалась, включила снежную королеву и громко произнесла с вопросительной интонацией:
— Варвара?
В комнате тут же материализовалась одна из служанок, которую мама спросила, указывая на мою попу
— Ты когда мыла ребёнка, видела это?
Служанка неуверенно кивнула.
— Почему мне не доложила?
— Жозеф Степанович не велел.
— Вот кааак, — протянула мама. — Не велел значит.
Она снова одела меня и, секунду подумав, сказала, как отрезала:
— Позови Марию, а сама сегодня же отправляйся в деревню к родителям. Здесь ты больше не нужна.
Служанка, ахнув, упала на колени и начала что-то лопотать, умоляя её пощадить, но мама была непреклонна, она процедила сквозь зубы:
— Уйди с глаз моих, не доводи до греха, иначе у тебя задница станет похуже, чем у моего сына.