Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 1
Шрифт:
Критских знакомых моей семьи нам так и не удалось увидеть; однако я предвкушал новые встречи в Египте, и был полон нетерпения. Моя сестренка после первых дней в море оправилась и повеселела – и даже успела сбегать искупаться, пока взрослые делали свои дела. Кстати сказать: я заметил, что женщины на Крите держатся свободнее и веселее, чем на Родосе, хотя и родоски отнюдь не унижены. Но критянки, – маленькие смуглые женщины, одетые в удивительные пестрые наряды, – свободно болтали с чужими мужчинами, ударяли их по плечу своими веерами из перьев и смеялись.
Вдруг мне стало противно:
Потом мы поплыли дальше. И вот тут наконец случилось то, чего я с таким напряжением ждал, – отцу пришлось у меня на глазах принять бой.
Погода была жаркая, море спокойное, как почти всегда летом – бури чаще всего начинаются в межсезонье и у берегов, это я уже знал. Мы с матерью, сестрой и служанкой сидели под навесом, а рядом стоял наш молодой раб – Мирон, преданный матери, как и Корина. Нас всех разморило от зноя.
Отец был пока что свободен и подошел к нам, чтобы перемолвиться парой слов.
Я помню, что на Никострате были надеты кожаный нагрудник, бронзовые наручи и поножи и пояс из квадратных бронзовых звеньев; темные волнистые волосы, как всегда, были стянуты в короткий хвост на затылке – голова его осталась непокрытой. Он редко надевал тяжелое вооружение, пока служил наемником; однако такой доспех подчеркивал его ладную мощную фигуру, и короткий широкий меч у левого бедра придавал ему очень грозный вид. С правой стороны на поясе у отца висел нож.
Я помню, что отец, поговорив с матушкой, обратился ко мне, чем изрядно меня удивил. Никострат спросил – всем ли я доволен, и нравится ли мне плавание; и я заверил, что лучше мне еще не бывало. Мой великолепный отец даже улыбнулся мне при этих словах… а потом вдруг устремил взгляд на горизонт, и лицо его окаменело.
– Чужой парус!
Я встал, насколько мог быстро, и тоже уставился на юг: и увидел красный парус с каким-то непонятным круглым изображением, и корабль – гораздо длиннее, чем греческие, насколько я мог судить. Борта его были крашены киноварью. Корабль приближался быстро: и я уже мог разглядеть начальников в длинных пестрых одеждах и воинов в темных кожаных штанах, остроконечных шлемах и чешуйчатых панцирях…
«Как только им не жарко», – подумал я в первый миг. А потом я понял, кто это и что это может значить: во рту у меня пересохло.
– Персы! – воскликнул я.
Сестренка взвизгнула, схватившись за мать. Никострат кивнул: на его лице читались ярость и отвращение.
– Идите вниз – немедленно! – приказал он. После чего, выхватив меч, бросился к другим мужчинам на судне: там уже заметили пиратов и начали спешно готовиться к бою.
– Быстро вниз! – крикнула мать, видя, что мы застыли. Никострат оставил нас, зная, что его жена с нашим молодым сильным слугой уведут всех в укрытие; и мы побежали к люку, чтобы спрятаться в трюме. Однако у лестницы уже возникли давка и паника.
Мирону пришлось отталкивать людей, чтобы расчистить дорогу госпоже; и я проследил за тем, как они спустились по лестнице. Я за ними не последовал… я сам еще не понимал, почему; но через несколько мгновений понял. Я
И моя мечта осуществилась – я все увидел собственными глазами.
Персы приготовились таранить наш корабль; я разглядел этот железный таран, нацеленный на нас, но наш кормчий успел развернуть судно, и удар пришелся вскользь. От этого вражеская триера покачнулась, хотя она была нагружена тяжелее родосской и весила больше. Наши воины воспользовались этим, чтобы бросить копья: двое азиатов упали, обливаясь кровью. При виде этой вражьей крови меня охватило дикое возбуждение; как тогда, в драке против шести мальчишек…
А потом персы бросили веревки с крючьями, которым зацепили наше судно и потащили к себе; нас всех тряхнуло. Я крепче схватился за палку и присел, спрятавшись за каким-то ящиком, привязанным цепями к палубе: конечно, никто меня уже не замечал, а вот я все видел… Обездвижив нашу триеру, персы перебросили мостик со своего борта – и начали перепрыгивать на нашу палубу, ошеломив меня своей наглостью и своим напором. Зазвенели клинки: кривые персидские мечи ударялись о мечи наших воинов, крики ярости и боли раздавались повсюду. Я переполз поближе, дрожа всем телом и крепче сжимая посох; еще пара шагов, и мужчины растоптали бы меня, даже не заметив.
Я скорчился, застыв на месте; и тут наконец узрел отца. Таким я его не видел никогда: Никострат рубился сразу с двумя азиатами, высокими и сильными мужчинами в бронях; и он теснил их к борту своим бешеным натиском. Персы пятились перед ним… и одного он рубанул мечом наискось, раскроив ему грудь вместе с кольчугой, а другого с сокрушительной силой пнул ногой в грудь. Этот удар наверняка переломал пирату ребра; но несчастный свалился за борт, не успев задохнуться.
Я был так потрясен этим зрелищем, что не заметил, как другие враги побежали прямо на меня: наши теперь теснили их со всех сторон. Один перс проскочил мимо – и я, сам не успев сообразить, что делаю, подсек его посохом под щиколотку, как мальчишки тогда свалили меня. Пират упал, и наши закололи его.
Больше я не осмеливался высовываться, скорчившись за своим ящиком: но я видел, что родосцы одолевают. Персы с воплями падали за борт и тонули в своих тяжелых доспехах и одеждах; наконец оставшиеся перескочили на свой корабль и, сумев отцепиться, поплыли восвояси так быстро, как могли.
Меня колотило с головы до ног: я чувствовал густой запах крови и соли, поднимавшийся от палубы, и слышал стоны раненых персов, которых свои бросили, а родосцы сейчас безжалостно добивали. Мне казалось, что это меня тут бросили – и меня добивают… Битва оказалась куда ужаснее, чем я себе воображал!
Я неуклюже встал, цепляясь за свой ящик, – и тут меня вырвало. Потом я упал на палубу и, кажется, потерял сознание.
Вдруг меня вырвали из забытья, схватив за шиворот и сильно встряхнув: я заорал и забился, вообразив, что это какой-нибудь перс, который уцелел. Но тут воин отпустил меня; я упал на четвереньки и перекатился на бок, задрав голову и с трепетом взглянув на него. Воин оказался эллином – он был весь покрыт кровью и ужасен, как сам Танат: я узнал своего отца.
– Что ты тут делаешь? – прорычал он.