Сын Моржа и Куницы

Дым Елисей

Да и боевая парочка ускорилась, обрушив на гигантскую мокрицу ураган ударов и огня. Девица метала огненные кинжалы, иногда меняя их на ослепительно-белую, пышущую жаром плеть, а седой наёмник показывал потрясающую мощь, круша огромным молотом хитин.

…Через четверть часа всё было кончено.

Точку поставил Егор.

Рассмотрев среди щелей и трещин на морде твари нечто, напоминающее узкие глаза, он напитал предпоследний синий дротик силой незримого ломика и точным броском вогнал снаряд в глаз, прибив чудовищное

порождение. От вложенной мощи дротик взорвался внутри, разворотив половину здоровенной головы.

Ещё полчаса тварь издыхала, содрогаясь сегментами и скребя остатками многоножества.

Наконец, пыхнула особо отвратительно и умерла.

Победители отошли в сторонку и присели на поваленной сосне.

— Я б выпила чего, — хрипло поведала рыжеухая, постепенно теряя звериные черты и обращаясь в усталую девушку в разорванной одежде. Она поправила располосованный топик, из которого едва не вываливалась грудь, и добавила: — Оборотов под сорок!

Седой молча поковырялся в своём заплечном мешке, добыл литровую жестебанку пива и отдал девице.

— Ой! — радостно завопила та, прокусила металл и вмиг высосала досуха. — А ещё?

Напарник качнул головой.

Девица пригорюнилась и задумалась.

Наконец, родила:

— Расскажи я, что наняли пацана сопроводить через Переход, а по дороге чуть таракан не съел — сто лет смеяться будут.

— Вот и молчи, — буркнул помрачневший наёмник. — Молчание — золото круглое, а лишние слова — серебро в бочину.

«Серебро в бочину — жизни кончина», — пришло на ум Егору. Он молча встал, подошёл к трупу адской твари, поковырял в нём палкой, в надежде найти перья-дротики.

Позади раздалось девичьим голосом:

— Буэ-э-э… Парень, фу, не делай этого! Пожалей моё пиво!

Промолчав, Егор продолжил возиться в кусках мяса и таки синее перо нашёл. В глотку многоножки не полез. И ковырять нечем, да и вонь стояла отвратительная донельзя. Опять же, зубы. После смерти твари они никуда не делись, были столь же опасны и остры.

Вернувшись к поваленному дереву, Егор подсел поближе к девице. От неё несло жаром, а его до сих пор колотило от холода. Серебряные сосны оказались коварны. Медведю подарили безопасное убежище, а вот человеку здесь не место.

Погибель всего мужского покосилась на подопечного, поднялась и встала позади, прижавшись к спине парня своими весьма ощутимыми и чертовски горячими достоинствами, обхватив его плечи обжигающим кольцом рук.

Егор заалел и пригрелся.

Но счастье продлилось недолго.

— Гномская припрыжка! — завопила в ухо Куней.

И было от чего. Труп чудовища пошевелился.

Вскочили все.

Слой опавшей хвои рядом с останками твари ходил ходуном, тело постепенно погружалось в землю. Не прошло и минуты, как бурые хвойные волны захлестнули и укрыли в себе некогда опасное чудовище. Земля разгладилась

и ничто не намекало, что здесь упокоилась тварь размером с трамвай.

А затем провалился под землю и расщепленный пень.

Немногим позже из земли потянулся серебристый росток с мелкими умилительно пушистыми иглами на вершине. И буквально за минуты вытянулся в молодую сосну в десяток метров высотой, на этом и остановился.

Гости леса с распахнутыми ртами смотрели на чудо жизни.

— Чтоб мне олюденеть! — поклялась огневолосая. — Тридцать лет такого не видела!

Ветви юной сосны зашевелились и дерево плюнуло молодой, ещё зеленой, шишкой прямо в лоб седому.

— Похоже, нам пора, — пробормотал тот.

Все молча согласились, быстро собрались и покинули лес. Егору повезло собрать все свои вещи и даже найти засыпанную землёй, в паре мест надорванную, но выжившую куртку.

Отошли подальше, к соседнему леску, где росли обычные на вид лиственные деревья: дубы, березы и вязы. Там остановились. И седобородый повернулся к Егору:

— Парень, песен долгих не люблю. Вижу, таишь недоброе. Говори.

Егор кивнул и сбросил на землю рюкзак. Развязал куртку и положил сверху.

И ответил:

— Вот какое дело. Два дня назад я назвал своё имя, а ты меня ударил. Отец учил меня держать слово, поэтому я тут. А ещё отец учил отвечать ударом на удар.

Седой подвигал желваками, усмехнулся и кивнул:

— Ладно, ты прав, мальца я скосил. Я — Мелвиг. Хочешь вломить мне? Бей.

— Как тогда, и без оружия? Хорошо.

Наёмник кивнул.

И Егор вломил.

ГЛАВА 6. Душа огня и то, чего не может быть

Понятное дело — не попал.

До опыта и умений седобородого Егору как до Луны на перекладных бабочках.

И хотя именно он, Егор, прибил ту тварь, но сим свершением не обольщался. Если бы боевая пара не измотала чудовище, не раздёргала её внимание, не подрубила половину ног и не снесла несколько жвал, то никуда бы Егор не попал. А может и попал, но точно смертельного удара не нанёс.

Не, не, не… Отвратительные звуки, если честно. Лучше — да, да, да! Но уж что есть. За неимением краплёных карт играем честно. Хотя против такого противника и краплёные карты — смех, да и только.

Вот и седой веселился; текучим, скорее воздушным, скольжением уклонился от удара.

Поднял ладонь и извинился:

— Привычка, помилуй. Само так вышло.

— Бей! — завопила огневласка.

Егор ударил. Мимо.

Наёмник исчез в вихре и возник в пяти метрах поодаль. Скалился:

— Навык сам сработал. Ну, как у тебя там в лесу само вышло.

— Ещё бей!

Егор ударил. Попал в радужный диск, размером с большую тарелку.

Мелвиг напоказ нахмурился и повинился: