Сын Моржа и Куницы

Дым Елисей

— Я вас помню, — прошептал старший сын семьи, где не было младших. — Веда и Данила.

Куней обернулась и прищурилась.

Егор побежал.

…Бежали долго. В какой-то момент Егору начало чудиться тревожное. Пахнуло дымом. И почти сразу седой замедлился, да и рыжая забеспокоилась, обскакала их маленький отряд по кругу и заявила почти очевидное:

— Дым. Где-то горит. Но пожара не слышу.

После чего огляделась, нашла дерево повыше и покрепче и с разбегу взлетела на него, буквально прилипая к стволу лапами…

да, лапами… длинные и симпатичные человечьи ноги у неё превратились в изящные лисьи лапки.

Осмотрелась наверху, шустро спустилась и доложила:

— Дымится что-то впереди, но пожара нет.

Двинулись вперёд, хоть и осторожнее. Не прошло и получаса, как выбрались на широченное поле, отсюда и до горизонта. А повдоль поля тянулись глубокие раны от титанического огненного бича. Курились дымом, припекали жаром, стягивали кожу на лице, заставляли глаза слезиться. И верить — стоишь ты у бесконечного костра, одного через весь мир.

Три раны ещё пылали свежим пламенем, жарким огнём. А понизу, под ними, нашлись и старые следы, где угли подёрнулись белым пеплом, но всё ещё тлели. Кого уж тут хлестал бог — знает только он. Но и у людей одно время раны прижигали, заразу испепеляли, исцелению помогали.

Потом, конечно, научились без этакого зверства. Но у богов свой путь, особенный.

Егору припомнились огненные хлысты в ночи.

— Позавчера?

— Ага, мы тоже видели.

Подошли ближе, прикрываясь ладонями, от одежды аж палёным понесло.

Востроглазая Куней увидела первой:

— О! Смотрите, смотрите?!

И первая же сбежала подальше, в прохладу, даром с огнём в юности породнилась. Остальные шустро последовали за рыжей. Им приходилось сложнее, но ложная гордость не позволяла слабость признать. У здоровяка хоть щиты были, а у Егора что? Ломик?

Куней покопалась в своей изукрашенной узорами котомке, нашла оплавленный театральный бинокль.

— Давай! — потребовала у напарника.

Тот хлопнул ладонями, оставив висеть в воздухе радужную линзу. Рыжая с довольным писком принялась пристраивать к ней поломанную оптику. Вскоре и примастила. Поглядела в окуляры, довольно пофыркивая, пустила остальных.

Поглядатели впечатлились. Зыбкое пламенное море тянулось шагов на триста, не меньше. Самой огненной жары на сотню, ну и пепельных, но исходящих дымом черных полос было изрядно. И лишь один узкий участок, усыпанный мелкими валунами, избежал адских хлыстов.

— Ну как? Посмотрели?

— Сложно будет, — недовольно заключил седой. — Мазь противоожоговая у меня есть, но мало. Стоит ли? Может, свернём?

— Кто говорил, что восход ему нравится? Что-нибудь придумаем! — оптимистично заявила рыжая и нахмурилась, глядя на прилипшего к биноклю Егора. — А ну, ты чего там?

И потрясла за плечо.

— Эй, здесь Куней! Я тут! Вернись!

— Там каменный островок есть, удары его обходят, похоже.

— Да, видели,

и что? Жарко там, парень, припекает как в печи. Долго не вытерпим. На ту сторону всё равно не перебраться. Надо искать узкое место.

— Саламандра, — невпопад ответил Егор, продолжая шарить взглядом по огненным рекам. — Ей пойдёт.

Седой и рыжая переглянулись и нахмурились.

— Так-то да, но…

— Придётся вернуться, — сказал Егор и увидел как выдвигаются клыки у наёмников. — Что?

— Много мутной мороки с тобой, парень, — рыкнул седой. — Признавайся!

Куней кивнула, остро оскалилась, чиркнула когтем о коготь и шагнула к Егору.

ГЛАВА 7. Радужный танк и похлёбка из трёх мудрецов

— …Какие ваши доказательства! — отбивался Егор.

Он нёс плотно завёрнутую в листья лопуха саламандру. Листья дымились и обугливались. Ладонь припекало. Но сейчас была его очередь тащить огневичку.

Перекинул ношу в другую руку и прибавил шагу.

Рыжая девица скакала впереди, настороженно вертя головой. Седой наёмник держался рядом с Егором, хмуро поглядывая. И вот, предъявил:

— Слушай всеми ушами: пятый день. Пятый день, парень, мы в Переходе. Такого не бывает!

— А я тут причём? Кто дорогу знать должен — вы или я?

— Так-то мы, конечно. Но, парень, это первый раз за целый век. Никогда в Переходе дольше трёх дней не застревал.

— Наверное наш мир далёк от вашего.

— Нет, парень, не соскользнёшь. Я в твоём мире уже был. Три или четыре раза. За два дня всегда управлялся.

— Путята Супович, — обозлился Егор, ощущая как ладони прожариваются до шикарного extra rare. — Мне четырнадцать лет, я неделю назад не знал, что магия существует, первый раз в Переходе. Что вы от меня хотите? Каких объяснений?

— Хм, — пробормотала озадаченная рыжая, — магии нет? Слово есть, а магии нет?

— Жопа есть, а слова нет! — брякнул Егор, припомнив старый анекдот. Но сразу понял — грубо. — Извините…

— Погоди, погоди, — опешил седой. — Как жопы нет?

— Есть, есть! Отстаньте от меня!

Некоторое время бежали молча.

— Магии нет, а слово есть. Жопа есть, а слова нет. Как нет, есть же?! — Куней изогнулась, пытаясь на бегу углядеть свою пятую точку. Заключила: — Да вы там все на голову долбанутые.

— Не спорю, — вздохнул Егор. — Многие точно сбрендили. Вот я, например, сейчас в божественной норе, несу настоящую саламандру, завёрнутую в лопух и разговариваю с ёкаями, прямо как в аниме.

— А что такого? — сказали наёмники и переглянулись.

Рыжая поморщилась и добавила:

— Ёкаев не люблю, лживый народец.

— Ничего! — Егор сунул комок обугленных листьев рыжей. — Неси! Больше не вытерплю.

И ответил уже здоровяку:

— Чего удивительного, что мы в норе больше трёх дней? Не год же!