Сын Моржа и Куницы
Шрифт:
«Англичанин» шёл молча, дорога была ему знакома. Охрана осталась на улице.
Внутри здания, рядом со входом, нашлась широкая лестница. По ней и спустились в подвал с необычно высокими потолками. Метра четыре, не меньше. Миновали пару тёмных извилистых проходов и выбрались в скудно освещённый зал.
Старик засуетился, кликнул помощников.
Безликие тени в серых балахонах поспешно приволокли уродливый овальный стол в эдвардианском стиле и неудобное кресло той же эпохи. Установили у стены. Принесли на серебряном подносе фарфоровую чашку и
У гостя едва заметно дернулся правый глаз.
— Распылагайтеся с полным счастьем, г’сспадин! Скора-скора всё будет!
Тот опустился в кресло. К питью не притронулся.
Гоблин всех гоблинов приблизился к столу и недвижно замер слева от визитёра. Казалось, за мгновение жизнь покинула его и старик превратился в памятник самому себе.
Ждали долго.
«Англичанин» хмурился и поглядывал на часы. Старик стоял статуей, не моргая и не дыша. Наконец, где-то вдали послышались голоса, несколько раз лязгнуло, загудел грузовой лифт, взвизгнули двери и заскрипело стальное колесо по бетону пола.
Десяток мелких и суетливых теней, перебрасываясь невнятными возгласами, втащили в зал две гидравлические тележки с деревянными поддонами. На поддонах стояло нечто высокое и широкое, закутанное в черный полиэтилен и перехваченное верёвками, цепями и пропиленовыми стропами. Оба груза изрядно перекосило, серые тени с трудом удерживали их вертикально.
Ощутимо похолодало.
Из-под поддонов скользнули робкие струйки воды.
Старикан отмер и осклабился.
— Мы вся сделали, многа-многа харашо, г’сспадин! Извольтя выдеть.
— Что это?
— Извольтя смытреть, г’сспадин!
По знаку старика безликие тени размотали верёвки, сбросили цепи и сдернули черную плёнку. В тусклом свете подземелья открылись две здоровенные глыбы льда, высотой метра в три и шириной… шириной в человека с распахнутыми руками.
Калинин встал.
Подошёл.
Осмотрел глыбы.
В одной застыла почти обнажённая огневолосая девушка. Невысокая, но очень ладная. Небрежно замотанная в белое полотенце, почти ничего не закрывающее, она казалась статуей дискобола в момент метания диска. Бугрились мышцы. Замерли в напряжении стройные бедра. Вздулись вены на руках. А вместо спортивного снаряда в руке пылал огненный кинжал. Пламя остановилось на полувздохе.
Позволь времени двинуться и рыжая разогнётся, с дикой силой метнёт огненный клинок. И если противник недостаточно силён — его пробьёт навылет.
Калинин облизал губы.
Руки непроизвольно сжались в кулаки.
Отступив, он перевёл взгляд на другую ледяную фигуру.
А там было на что посмотреть! Мужчина-гигант, седой и мощный, босой и в широких штанах стоял в защитной позе. Над поднятой левой рукой, прикрывающей лицо, распахнулась блистающая серебром полусфера. Правую отвёл назад и вверх, будто готовясь ударить… чем-то. Рука хоть пуста, но легко представить
И ещё нашлось интересное. Полусфера выходила к самой поверхности льда, отрубив кому-то руку. Видимо, невезучему противнику гиганта. И теперь эта рука с размазанными по застывшему воздуху кровавыми каплями, была вморожена в глыбу.
Огневолосая и седой не сдались без боя.
Но силу превозмогла сила много выше. И теперь оба — жуки, наколотые на булавку в альбоме коллекционера.
— Впечатляет, — мёртвым голосом признал гость. — Какое заклинание применили?
— Ох, г’сспадин, наш бог ны любит ымён. Братья ударили его волей, без нызваний.
— Это ведь воздушный щит, уровня второго?
— Чытвёртаго, г’сспадин.
— Чья рука?
— Уже нычья, г’сспадин. Хозяын ытой руки ушёл ны встречу с ВыликойТ’мой. Ныудачникам ныт места в нашем мире, — захихикал старикашка и утёр грязным рукавом сопливый нос.
И вновь возникли серые тени.
Шустро и со знанием дела растащили глыбы, опустили поддоны с ледяными грузом на пол и уволокли тележки. После чего заметались туда и сюда, притаскивая из темноты старые стулья, барные табуретки, даже деревянные ящики из-под водки. Расставили вокруг глыб в одном им известном порядке.
На всё это, как на постаменты, водрузили уже знакомые подсвечники с коптящими свечами. Зал тут же наполнился отвратительной вонью горящего сала.
— Что это? — спросил гость и поморщился. — Экономите?
Жрец оскалился:
— Храм беден, нам ны да жыру. Или да жыру? Дыа, савсем-савсем да жыру!
И заперхал, хихикая.
— И как?
— Высё палучается, г’сспадин. А еслы работает, зычем тратить больше?
Калинин вернулся в кресло, задумчиво налил себе сока. Понюхал и отставил в сторону.
— Рассказывай.
— Наш чылавек в Круге ныемныков, очень савсем чуть-чуть дорогой знакомыц…
— Сколько?
— Трыццать кругляшков, г’сспадин. Так, наш дорогой знакомыц прислал бумажку. Ваши увыжаемые друзья запросыли в Круге двух наёмныков. Паручение сходить савсем многа-многа далеко и прывести одного чылавека. Мы подмыгнули знакомцу…
— Сколько?
— Пытдесят кругляшков, г’сспадин. Знакомыц памог нам, наёмныки паселились гды нада. Мы пазалатили ручку и… и братья вашли, а патом волей бога нашега и ушли. Са льдом.
— Сколько?
— Савсем мало-мало нымного, г’сспадин. Сотня кругляшков.
Дышать в зале становилось всё тяжелее. Сладковатая гарь растекалась по помещению и выплёскивалась в кривые коридоры, заполняя подвал смрадом, в котором явственно, даже для неодарённого гостя, ощущалась дикая и равнодушная сила.
Но серым теням и меднокожему гоблину всё нипочём: тени жирной и вонючей смесью чертили на полу странные фигуры вокруг ледяных статуй, а старик всё зудел и зудел, вытягивая круглое золото из Калинина. Вытащил уже больше трёх сотен, впрочем гость был готов заплатить много больше.