Сын Моржа и Куницы
Шрифт:
— Вот и заплатишь. Раз ты такой противный, значит и золото у тебя есть! А с меня-то что? Откуда у лисы монеты?
— Только вагон хитрости, — буркнул седой, — и бочка притворства.
— Ха! Ты прав, у меня много достоинств, — и рыжая поскакала на выход.
Впереди, то тут, то там, среди спешащих пассажиров возникали бурления. Одинаковые группы из троицы затянутых в черные мундиры госгвардейцев останавливали людей и проверяли документы.
Ближе всех оказалась примечательная троица.
Мощный телом
Бугай-сержант возвышался почти на голову над толпой и лишь ненамного ниже седого здоровяка, что для людей требовало серьёзной прокачки возвышающими зельями. Ну, или просто повезло с родителем-троллем.
Увидев патрульную троицу, рыжая бросилась к ним, расталкивая пассажиров.
— Вот! — с гордым видом протянула толстую книжку паспорта.
Седой отдал свой документ.
Сержант передал паспорта щуплому напарнику. Тот лупнул глазами и в секунду перелистнул страницы одного, затем другого. После чего открыл паспорта на середине и внимательно вчитался.
Куней присела и почесала собаку за ухом. Та обнюхала руку и толкнула лбом.
— Ага! — обрадовалась рыжая. — Ваш пёс говорит, что я хорошая собачка и ни в чём не виновна.
Бугай обернулся к кинологу.
Тот молча кивнул.
— Добро пожаловать в Москву! — возвратил паспорт сержант и прикоснулся к краю кепи. — Желаю приятного пребывания. И будьте осторожнее, в последние дни участились нападения на астральников.
Куней приняла молодцеватый вид и повернулась через левое плечо. Так, не то направление. Ещё повернулась и зашагала к выходу.
Седой поспешил за ней.
— Смотрю, многое в Москве поменялось за год. Госгвардейцы все как один зельями заливаются? Или нам повезло попасть на такую группу?
— Я за людьми не слежу, сама понимаешь. Но слышал, что простецы продавили в Моссовете программу возвышения. Вроде с этого года детишкам-выпускникам базовый комплект от города полагается.
— А гвардейцы что?
— Под шумок и они своё затеяли. Уже полгода вижу залитых под пробку. На Младших не тянут, но крепкие Щенки в нижней трети.
— Эх! Стоило оставить Москву на тебя, как всё покатилось под откос!
— Для нас ничего не поменялось, больше разговоров.
— Войны были?
— Тихо, даже чуток подозрительно.
— Значит, будут.
Седой здоровяк молча согласился. Где это видано, чтобы кланы перестали собачиться? Просто отложили на время, в тишине пирог делят.
А рыжая строила планы:
— Так, давай-ка по-быстрому на Красную площадь скатаемся! Жуть как интересно, стоят ли ещё храмы или их по кирпичику простецы растащили? А
— Погоди, непоседа. А дело?! Дело обсудить! Или думаешь, я тебя из-за ерунды вызвал?
— До метро две минуты, успеешь. Ладно, пять! — Куней поволокла подельника через площадь к дальнему входу в метро у Казанского вокзала. — А я тебе подарок из Питера привезла, жевательный янтарь. Хочешь плитку?
…Два тяжёлых чёрных минивэна «Хатанга» в особом исполнении свернули с Енисейской улицы, попетляли по дворам и заехали на задний двор бывшего Дома быта. Машины с широкой балкой-бампером, зеленоватыми стёклами и дверцами в тридцать сантиметров толщиной, встали бок о бок, развернувшись носом к выезду со двора.
Из открывшихся с обоих сторон сдвижных дверей шустро выскочили люди с подозрительного вида чёрными пакетами в руках. Разойдясь по сторонам, они парами пробежались по ближайшим дворам панельных пятиэтажек и вернулись обратно.
Всё заняло не больше пяти минут.
Серое двухэтажное здание, сложенное из бетонных блоков, с разрисованными стенами и ободранными рекламными плакатами, поломанными вывесками и едва теплящейся жизнью в рюмочной и круглосуточном магазинчике, принимало неожиданных гостей. Бывший Дом быта был продан за копейки в 90-х и с тех пор пребывал в перманентном ремонте. Но сегодня ожил.
Когда охранники вернулись, из «Хатанги» выбрался мужчина средних лет. Был он худым и жилистым, чего не мог скрыть даже костюм из отличной английской шерсти. Шести футов ростом и ста пятидесяти фунтов живого веса.
Почему же футы, фунты и шерсть? А всё дело во взгляде. В нём чуялось то, что можно уловить в глазах британского колонизатора при встрече с сипаями.
Гостя вышел встречать сам хозяин.
Из широко распахнутой задней двери просеменил сгорбленный старикашка, этакий гоблин с кожей цвета тёмной меди и татуировками на лице, кланяясь на каждом шагу. Одет старикашка был в юбку и короткую рубашку-распашонку, сшитые с вырвиглазным сочетанием ярко-алых, зелёных, жёлтых, ржавых и золотых полос, углов и пиктографических иероглифов.
По босым ногам от колен и до лодыжек спускались строчки чёрных символов.
Поверх рубашки и юбки древний пенёк накинул простой хлопчатобумажный халат в рубчик, грязный и засаленный, давно потерявший цвет.
— Какая радасть выдеть вас, г’сспадин Калинин! — проскрипел хозяин и поклонился, мазнув широкими рукавами халата по запылённому асфальту. — Вы так быстра-быстра приехали, г’сспадин, нам нада ещё савсем чуть-чуть нымнога времени!
— Веди.
Согбенный старикашка пошаркал обратно, время от времени оборачиваясь и странными жестами, будто кривляясь, приглашая гостя следовать за ним.