Сын (не) для дракона
Шрифт:
В общем, без Аллегры было как-то скучновато.
Войдя поздним вечером в малую гостиную, я вздрогнула, потому что в одном из кресел, стоящих рядом с рядом с разожженным камином, спал Сорин.
Его голова была запрокинута и лежала на спинке кресла, одна нога была согнута, а вторая вытянута, и мой взгляд прикипел к его босой ступне с длинными пальцами, почему-то трогательной и уязвимой.
Мысли заметались в голове, как песчинки во время урагана. Я приходила в этот зал греться у огня уже несколько дней подряд — Сорин не появлялся ни разу, я думала, это потому, что он не хочет
Как будто почувствовав мой взгляд, Сорин вздрогнул, открыл глаза и сделал странное движение рукой, как будто пытался нащупать меч. В этот раз его не было ни на поясе, ни на полу — нигде в комнате.
Сорин замер, а затем посмотрел на меня.
— Кэтэлина.
Голос у него звучал хрипло, сонно — до этого я слышала его таким только по утрам. Мне нужно… что-то сделать! Ладно.
Я нежно улыбнулась (тренировалась перед зеркалом последние несколько дней) и села в кресло напротив Сорина. Он вздернул брови, но ничего не сказал. Я решила наклониться и якобы поправить ремешок на туфле, чтобы ненавязчиво продемонстрировать Сорину линию шеи и то, как волосы красиво падают на плечо (так наклоняться я тоже тренировалась).
Репетируя это перед зеркалом, я не учитывала, что в этот же самый момент Сорин решит наклониться за домашними туфлями и мы стукнемся лбами.
— Кош-ш-шка!.. — прошипел он, потирая голову.
— Сам такой, — буркнула я и вдруг разозлилась.
Почему этот дракон такой невыносимый?! Сколько можно из-за него мучится? Почему, что бы я ни делала, я все делаю не так?
И вообще… чертова бабка!
А еще я опять хочу шоколада.
— Зачем ты сюда пришел? — буркнула я, потому что вести мирный диалог и соблазнять у меня не получалось, а вот поругаться хотелось.
— Это мой дом, — хмыкнул Сорин. — Хочешь сказать, что я…
— Хочу сказать, что я здесь бываю каждый вечер, — отрезала я. — Ты, хозяин поместья, про это не знать не мог и до этого не радовал меня своим присутствием. Вывод — сегодня ты пришел сюда с какой-то целью.
— Похолодало, — ухмыльнулся Сорин. Он снова откинулся на спинку кресла и сейчас сверлил меня любопытным взглядом черных глаз. — Решил погреться.
— Ты же дракон, — фыркнула я, скопировав его позу.
— И что?
— Ты буквально можешь производить огонь. Какое еще «похолодало»?
— Ты из-за беременности тоже можешь, а ноги в такую погоду все равно мерзнут, — отбрил Сорин и вытянул босые ступни ближе к огню.
Почему-то в этот момент он ужасно напомнил ершистого подростка, изо всех сил отстаивающего свое право курить за школой.
Я снова повторила его жест, потому что в огромных каменных залах поместья и правда становилось зябко, а у камина, в мягком устеленном покрывалом кресле, было тепло и уютно.
Я исподтишка рассматривала Сорина: то, как огонь бросает блики на его скулы, очерчивая их выразительнее, то, как мерно поднимается и опускается его грудь, закрытая тканью простой домашней рубашки, как ткань расстегнутого камзола играет в свете пламени.
То и дело взгляд соскальзывал на его приоткрытые губы, на острый угол кадыка, на шею и подбородок, уже покрытые тенью щетины, на босые ступни — и снова
Кош-ш-шка…
Я и сама не заметила, как переняла у Сорина это ругательство и начала употреблять его к месту и не к месту.
Мы молчали, и я уже начала думать о том, что зря начала подозревать Сорина в том, что он искал моего общества. Возможно, его появление в этом зале — это действительно просто желание погреть кости у огня.
— Ты знаешь, что после вынашивания ребенка вире полагается пожизненное содержание? — наконец нарушил тишину Сорин, и я вздрогнула.
— Это если ее не сжигают заживо.
— Кто тебе такое сказал? — Сорин оторвал взгляд от огня и нахмурился.
— Аллегра. Если я не смогу выносить ребенка — ты сожжешь меня заживо.
Сорин фыркнул.
— И ты поверила той, кто планировал кормить тебя свиным жиром и держать в постели все время беременности?
— То есть, никаких костров не планируется? — улыбнулась я.
Не то чтобы я в самом деле этого опасалась, но знать наверняка все-таки было приятно.
Покачав головой, Сорин ответил:
— Я могу сделать это как твой суверен. Для этого тебе даже не нужно быть моей вирой, достаточно того, что ты живешь на моей земле. Но какой смысл тебя сжигать? Какое-то варварство.
— Ты все равно считаешь, что человек никогда не будет равен дракону, — уколола я. — Мы же для тебя… кто-то вроде скота, так?
Сорин нахмурился сильнее.
— Только полный дурак относится к своим подданным как к скоту. Я, смею надеяться, к числу дураков не отношусь, и уважаю людей так же, как и драконов.
— Да что ты говоришь, — ехидно начала я. — А как же…
— Люди и драконы не равны, — отрезал Сорин, — тот, кто это отрицает, такой же дурак. Вы — хрупкие, вы живете совсем недолго. В награду за это вам даровано чудо деторождения.
— Драконицы тоже могут рожать.
Сорин покачал головой.
— Не все на это способны. Драконьи семьи, которые не прибегают к помощи человеческих мужчин и женщин, со временем вырождаются.
Может, у драконов генетические проблемы? Как в семьях древних монарших особ, где из-за длинной череды близкородственных браков со временем переставали рождаться здоровые дети?
Собственно, дело было даже не в этом: незамутненность Сорина разозлила до белых пятен перед глазами.
— Как твой род? — прищурилась я, не сумев сдержаться. — Считаешь себя, наверное, очень разумным, раз нарушил традицию и взял виру? Ну конечно! Ты себя слышишь со стороны? «Прибегают к помощи человеческих мужчин и женщин»? Знаешь, как это должно называться? Браком! Люди не инкубаторы и не поставщики спермы. Мы не расходный материал! — на лице Сорина появилась такая искренняя озадаченность, что я вышла из себя еще сильнее. — Нет, ты серьезно?! Рассуждаешь о том, что не относишься к людям как к скоту, и при этом говоришь о «помощи». Вириан все мне рассказал, дракону или драконице не придет в голову связывать себя узами брака с человеком, который «помогает» в деторождении. Еще и не всегда добровольно. Ну и как это называется?! А я тебе расскажу! Ущемление, социальное неравенство и эксплуатация! — выпалила я и прикусила язык.