Сын Тишайшего 2
Шрифт:
Два дня после возвращения я отсыпался, отъедался и лечился. Келлерман с Саввой, смазывая мои синяки и порезы, заодно зафиксировали запястье повязкой с дощечкой. Было подозрение на трещину, но скорее это сильный вывих после падения с коня. Представляете, я чуть не убился на ровном месте. Вот было бы смеху сломать шею после столь жесточайших испытаний. Судьба любит пошутить, когда считаешь, что ухватил её за хвост.
После отдыха настало время допроса Толстого. Самое забавное, что вопрос его взаимоотношений с Марфой не поднимался. Сразу после ареста невезучего убийцы, Федька Апраксин попросил поговорить без свидетелей. И рассказал, что до решения выдать сестру замуж, родители пообещали её Петьке. Тот был буквально одержим
Рында предложил лично отвезти сестрёнку в монастырь, дабы наказать за глупость и загладить позор. Не знаю, заботился ли Федя о семье? Может, дурную девку уже списали, но задумали сохранить место семьи у трона. Ведь два брата Апраксиных тоже поступили на военную службу. А старший — Пётр отлично проявил себя в составе драгунского отряда, преследовавшего едичкульцев. По словам знающих офицеров, у молодого капитана неплохой потенциал.
Но меня больше интересовали подробности прошлогоднего бунта. Тогда Толстому удалось оправдаться, хотя именно он был послан Милославским подстрекать стрельцов. После допроса с пристрастием удалось получить немало информации. Петя оказался слабаком и расклеился сразу после начала пыток. Только полученная информация многого не прояснила. Умные манипуляторы использовали товарища втёмную, выделив ему роль обычного боевика.
Новых имён и деталей он не назвал, хотя подтвердил мои подозрения. Что касается бунта, то Пётр действительно неплохо в нём замарался, возглавив убийство князей Долгоруковых. Я потому и приказал посадить его на кол. Заслужил, гадёныш!
Также всплыли некоторые подробности деятельности Ивана Милославского и князя Хованского, отправленных в монастырь. Думаю, по возвращении двух монахов придётся устранить. Ещё и Гаврилов докладывал, что заключённые, в том числе находящиеся в ссылке, проявляют излишнюю активность.
А вообще, мерзко! Вроде благостная с виду картина жизни русского общества, изнутри просто сгнила. У нас хуже, чем в Европе, там тоже чудес хватает. Властные же группировки воюют везде, то дело житейское. Но уж больно подозрительные события предшествовали Стрелецкому бунту. Я про неожиданную смерть цесаревича Алексея, скончавшегося в возрасте пятнадцати лет. При этом не могу вспомнить, чтобы Федин брат болел. Ещё более странной выглядит смерть отца, отличавшегося лошадиным здоровьем. Алексей Михайлович не пил, был умерен в еде, мог молиться часами напролёт, отбивая тысячи поклонов, и любил соколиную охоту. То есть двигался и себя тело не запускал. К тому же царь отличался спокойным нравом и особо не злился, нервы у него были в порядке. Хотя мог огреть посохом неугодного боярина. Ивашка Милославский не даст соврать. И вдруг сорокасемилетний мужчина в самом расцвете сил, никогда не жаловавшийся на здоровье, умирает от сердечного приступа. Потом начинают травить Фёдора, что уже доказано, а затем бунт.
По-честному надо хорошенько проредить знатные роды, кто даже гипотетически замешан в заговоре. Признаюсь, такие мысли не отпускают меня последние три дня. Но в стране катастрофическая нехватка грамотных людей и достаточно жёсткое сословное общество. Можно выдвинуть незнатных людей, посадив их на важные места, и теоретически они справятся. Только делать это придётся постепенно, дабы избежать интриг недовольных бояр. И всё равно данный путь опасен. Ведь даже многих ближников и союзников напугает бездоказательная расправа над знатью. Мол, если царь казнил самых родовитых, выдвинув нас, то кто помешает ему устранить не оправдавших доверие дворян?
Поэтому спешить не будем. И Черкасского со товарищи вскоре ждёт суд, куда я решил допустить наиболее авторитетных вельмож. А вот Толстой — это моё личное дело. За Петьку даже никто не думал заступаться. И правильно
Я же решил не медлить и приказал посадить преступника на кол. Заодно посетил мероприятие. Для меня казнь стала чем-то вроде релаксации, как бы странно это ни звучало. Смотришь на муки врага, и на душе аж теплеет. Дабы немного потроллить окружающих, по моему приказу на Толстого надели бурку. Помнится, именно так первый русский император развлекался с любовником бывшей жены[1]. Однако потомки назвали его великим, не обращая внимания на чудовищные поступки. Чем я хуже?
— Прибыл подполковник Лефорт. Просит принять, — Дунин вывел меня из размышлений.
Савва от созерцания экзекуции отказался, а вот Иван подобных зрелищ не чурается. Поэтому именно он сегодня выполняет обязанности моего адъютанта.
— Зови.
Швейцарец осунулся и загорел. Но вид имел бравый, успел почистить костюм и с ботфортами, а глаза подполковника сияли от предвкушения. Понятно, что приказ он выполнил.
— Докладывай, — произношу после поклона.
— Беглый Церен-Доржи пойман, вместе с десятком его родичей и ближников. Также в плен попали ногайские мурзы и черкесские старшины. Многие из них состоят в родстве с князьями своих народов. Ко всем прочему мы привели триста полонённых людишек. Остальные разбойники порублены или сбежали. За крупными отрядами послана погоня. Более полутора тысяч коней, захваченных после битвы. Отару в более чем две тысячи овец, сейчас гонят в русские пределы под надёжной охраной. Но это дело долгое. Мы взяли её после уничтожения мелкой орды, помогавшей разбойникам. Повозки с оружием, провизией и прочим добром, отнятым у басурман, переданы Семёну Языкову.
Не знаю, каким Франц Якоб Лефорт был в моём мире. Здесь он производит впечатление тщеславного человека, умеющего выполнять приказы. Если так пойдёт дальше, то можно его приблизить. Безумных преференций, как при Петре он не получит, но чинами и деньгами не обижу. Прямо сейчас и проверим иноземца. Но сначала пряник.
— Жалую тебя званием дворянина, чином полковника, ста рублями и землёй. Завтра зайдёшь к Щукину и заберёшь грамоту.
— Счастлив служить, Вашему Величеству! — Лефорт засиял ещё сильнее и отвесил поклон.
Какой льстец! Вон даже мой титул на иностранный манер переиначил. А теперь вопрос.
— Какого наказания, по-твоему, заслуживают провинившиеся рейтары?
— Предателей надобно казнить. Тех, кто догадывался об измене или не захотел думать о последствиях, можно отправить в Ссыльный полк. Это очень хорошая затея, государь. Среди провинившихся есть людишки, которые ошиблись и они с радостью искупят свою вину, — швейцарец снова добавил лести, — Трусов и неумех надо просто гнать. Делать им нечего в русском войске. А ещё пороть! Всех надо хорошо бить батогами! Даже тех, кто проявил обычную глупость! Дабы в следующий раз подумали о последствиях!
Чешет будто по писанному! Идея тоже неплохая, насчёт пороть. Думаю, орднунг так и вдалбливался в головы немцев, через жопу. Но у нас немного иные порядки.
— Приятно слышать столь здравые мысли, — одобрительно киваю швейцарцу, — Только всех пороть нельзя, а только виноватых. Как-то это немилосердно. А мы, русские, народ сердобольный.
Лефорт не удержался и покосился на вновь застонавшего Толстого. Это он оценил мою доброту.
— Решай, как поступишь. Мне надо наладить службу на левом берегу Дона. Необходимо искать, а затем уничтожать ногайские и магометанские орды, кочующие в этих степях. Действовать будем совместно с донцами и, возможно, калмыками, — Лефорт слушал внимательно, ловя каждое слово, — Для этого я оставлю здесь полк казаков, тысячу драгун, артиллерию и сколько надобно припасов с оружием. Воинство расположится в Паншин городке. Там находится волок с Дона на Волгу. На него у меня большие надежды. Но это дело будущего. Ты же можешь возвратиться в Москву, толковому человеку всегда найдётся место.