Сыны Дуба

Волвертон Дэйв

Миррима выглянула в окно. На улице у крепости Посвящённых собралась группа крестьян. Организаторы собирали тех, кто мог бы наделить воинов Мистаррии атрибутами силы, грации, метаболизма и выносливости.

Крестьяне были в восторге. Дарить пожертвования было опасно. Многие мужчины, которые проявляли силу, внезапно обнаруживали, что их сердце слишком слабое, чтобы продолжать биться. Те, кто давал выносливость, могли заболеть и умереть.

И все же это был их шанс стать героями, отдать

что-то от себя на благо королевства. Пожертвования мгновенно сделали их героями в глазах семьи и друзей, и казалось, что чем мрачнее становились времена, тем больше люди были готовы жертвовать собой.

Миррима почувствовала себя внутри. Она не получала пожертвований девять лет. За это время несколько Посвященных, наделивших ее атрибутами, умерли, и с их кончиной Миррима потеряла благословение своих атрибутов. Ее выносливость была ниже, чем должна была быть, как и ее сила и грация. У нее все еще были дары обоняния, слуха, зрения и обмена веществ. Но во многом она была уменьшена.

Говоря языком того времени, она становилась воином неудачливых пропорций, человеком, у которого больше не было правильного баланса мускулов и грации, выносливости и метаболизма, чтобы называться настоящим воином силы.

Против более сбалансированного противника она находилась в крайне невыгодном положении.

Она заметила свет в самой верхней башне Крепости Посвящённых. Там наверху пел ведущий, его голос звучал птичьими заклинаниями. Он взмахнул форзилом в воздухе, и тот оставил светящийся след. Он всмотрелся в белый свет, висевший в воздухе, как светящийся червяк, и оценил его высоту и глубину.

Внезапно послышался крик, когда атрибут был высосан из Посвященного, и червь света вспыхнул в груди какого-то воина силы.

Миррима почувствовала укол вины. Это было больше, чем просто акт вуайеризма. Она всегда была в центре церемонии. Они сказали, что на земле нет боли, сравнимой с пожертвованием. Даже роды бледнели по сравнению с этим. Но в равной степени верно и то, что нет большего экстаза, чем получить его. Это был не просто прилив силы, энергии или интеллекта. В этом было что-то первобытное и приносящее удовлетворение.

Боренсон, конечно, тоже наблюдал. Вы испытываете искушение? он спросил. — Мы идем в опасность, и под нашей опекой будут королевские сыновья. Я бы чувствовал себя более уверенно, если бы ты принял дополнительные пожертвования

Но Миррима и Боренсон говорили об этом. Он поклялся отказаться от пожертвований девять лет назад, когда его посвященные были убиты в Каррисе. С него было достаточно крови. Посвящённые всегда были мишенью для безжалостных. Гораздо легче было убить Посвященного, наделившего власть лордом, чем убить самого лорда. А когда Посвященные лорда были убиты, и он был отрезан от источника своей силы, убить его было почти так же легко, как собрать капусту.

Таким образом, посвященные лорда стали главной мишенью для убийц.

Боренсон

больше не был готов рисковать жизнями других, забирая их пожертвования.

Ему нужно было заботиться о детях, и он не мог рассчитывать на Мирриму. Она старела быстрее, чем он.

Обладание гламуром Мирримы скрыло это, и ее волшебные способности, вероятно, продлили бы ей жизнь, но правда заключалась в том, что Миррима подозревала, что даже без дополнительных дарований она скончается на годы раньше него.

И, как и ее муж, Миррима хотела быть простолюдинкой.

Это должен быть наш шанс состариться вместе, — сказала она себе. Должно быть, нам пора исчезнуть

Она не хотела, чтобы кто-то из них получал пожертвования. Но нужно было беспокоиться о детях.

Вы уверены, что мы сможем защитить их, даже без пожертвований? — спросила Миррима.

— Нет, — откровенно сказал Боренсон. Я не уверен, что мы сможем защитить их, даже если возьмем пожертвования. Я знаю только что я закончил. Многие крестьяне воспитывают свою семью только своими силами. И я тоже.

Миррима кивнула. У нее все еще были некоторые способности, и у нее было несколько волшебных сил, на которые можно было опереться, какими бы маленькими они ни были. Их должно быть достаточно.

В своей комнате Рианна проносилась сквозь сны о боли, повторяющийся сон, в котором тренги-саат нес ее на зубах, когда он прыгал через лес, приземлялся с толчком, затем прыгал снова, приземлялся и прыгал. Каждый раз, когда она закрывала глаза, сон повторялся, пугая ее, и она лежала в постели и пыталась успокоиться, пока ее глаза снова не засыпали.

И вот стрэнги-саат прыгнул, ветки щелкали между его ногами, темнота леса вокруг, тихое рычание в его горле, подобное грому, и на мгновение, как это случалось каждый раз, когда он приземлялся с кувшином, Рианна боялась, что на этот раз его острые зубы наверняка проткнут ее.

Она проснулась с криком и обнаружила, что сэр Боренсон пытается тихо поднять ее.

Что ты делаешь? — спросила Рианна.

— Я ухожу, — прошептал он. Я отправляюсь в далекую страну. Ты все еще хочешь пойти со мной?

Он отпустил ее, уложив обратно в кровать. Рианна открыла глаза, и в ее наркотическом тумане реальность казалась маслянистой, как будто она выскользнула из ее рук, и ей пришлось оглядеть комнату и на мгновение сосредоточиться, убедить себя, что эта комната и есть реальность, и что тренги-саат был всего лишь сном.

Она поняла, что Боренсон решил позволить ей самой принять решение. Она не привыкла иметь свободу выбора.

Она почувствовала ужас при мысли о том, что покинет безопасность замка.