«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825
Шрифт:
Очевидно, что Левин, Элкан, а также полностью зависевший материально то от Перетца, то от Ноткина литератор Невахович не могли претендовать на какое-либо существенное влияние ни на власть, ни на еврейское общество. Реконструкция Гессена, как будет показано ниже, прочно утвердилась в позднейшей историографии. Наиболее серьезным следствием бытования данного историографического мифа является конструирование на основе гипотетического состава этой группы депутатов ее «политической программы». Противопоставление «просвещенных» петербургских депутатов их «консервативным» коллегам из черты оседлости следует считать, по меньшей мере, искусственным. Если подобное противостояние и имело место, то оно основывалось не на идеологических разногласиях, а на возможном стремлении петербургских евреев к монополии на контакты с правительством. Они, очевидно, также были недовольны тем, что в силу традиционных общинных порядков им придется делиться своими связями и возможностями с вновь прибывшими. Что же касается отношения членов комитета к этой группе депутатов, достаточно показательным представляется тот факт, что в итоговом отчете Первого еврейского комитета упоминаются только депутаты от губернских кагалов черты оседлости, ибо они, видимо, и являлись официальными лицами. Аналогичным образом, в записках Державина упоминались только депутаты от кагалов, а Ноткин фигурировал в качестве не имевшего официального статуса, но чрезвычайно влиятельного лица. В итоговом труде Гессена, посвященном истории российского еврейства, ситуация 1802–1804 гг. была представлена несколько иначе, чем в предыдущих работах. Согласно не подкрепленной данными источников догадке Гессена, представители второй, «просвещенной» группы еврейских депутатов при Первом еврейском комитете сами «указали правительству на необходимость пригласить их на заседания комитета, дабы создать оппозицию провинциальным депутатам, ставленникам кагала и раввината» [431] . Конструирование общей «политической программы» различных представителей еврейства, приглашенных членами комитета, при том, что личный состав этой группы реконструирован Гессеном гипотетически, является, безусловно, произвольным. Гессен отмечал также особую роль Ноткина, который мог бы послужить связующим звеном между обеими группами депутатов, но вместо этого «выступил в роли бунтаря против давнего общественного
431
Там же. С. 142.
432
Там же. С. 131–132.
433
«В 1797 г. имел я счастие подносить государю императору чрез бывшего г-на генерал-прокурора кн. [А.Б.] Куракина прожект мой… о переселении сего народа… в Екатеринославскую и другие губернии и о заведении земледелия и фабрик» (Н.Х. Ноткин – Г.Р. Державину. 30 августа 1800 г. – ОР РНБ. Ф. 550. FII–195. Л. 203–203 об.).
В современной историографии либо воспроизводится схема Гессена [434] , либо предлагаются новые варианты, так же плохо связанные с источниковой базой. Так, согласно Э. Ледерхендлеру, суть ситуации 1802–1804 гг. состояла в том, что использовавшиеся Й. Цейтлиным методы неформальной коммуникации с представителями российской власти и еврейской элиты пришли в конфликт с общинным представительством. Ноткина, Перетца (который был зятем Цейтлина) и Неваховича (которому покровительствовали Цейтлин, Перетц и Ноткин) Ледерхендлер относит не ко второй группе депутатов, как в предшествующей историографии, а к «независимым штадланам» («independent shtadlanim»). Последнее выражение является оксюмороном, поскольку штадлан, традиционно представитель еврейской общины перед властью, не мог по определению быть «независимым» от уполномочившей его общины или надобщинного объединения. Хотя отнесение Ноткина, Перетца и Неваховича не ко второй группе депутатов, а к неформальным представителям еврейского народа в Санкт-Петербурге, в какой-то мере вовлеченным в работу Первого еврейского комитета, более корректно, нежели гипотетическое восстановление личного состава особой группы еврейских депутатов, приглашенных членами комитета, не следует забывать и об упоминавшемся выше письме Державина Ноткину, которое свидетельствует и о том, что такое приглашение имело место и что Ноткин, скорее всего, стал еврейским депутатом. Итак, по мнению Ледерхендлера, «три независимых штадлана», отстаивавшие необходимость реформы, подрывали позиции официальных депутатов, не имевших ни опыта общения с российской властью, ни особого влияния в столице, что, по сути дела, исключая оценочную сторону, является повторением описанной выше концепции Гессена. Под «депутатами» Ледерхендлер подразумевает только одну из действительно имевших место групп – избранную кагалами черты оседлости, и не упоминает о дополнительных депутатах, приглашенных членами комитета [435] . Что же касается так называемых «независимых штадланов», то следовало бы дифференцировать эту группу. Очевидно, что значение влиятельных откупщиков Ноткина и Перетца и полностью зависевшего от них материально литератора Неваховича было неодинаковым. Как остроумно подметил еще в 1881 г. Й.-Л. Гордон, Невахович в политическом раскладе 1802–1804 гг. «был чем-то вроде козырной двойки у…двух тузов» Ноткина и Перетца [436] . В какой же степени Цейтлин и его «компания» («coterie») заслоняли собою официальных депутатов [437] , на данный момент сказать невозможно. При этом отнесение к «компании» соперничавшего с Цейтлиным за влияние Ноткина и Перетца, к тому времени бросившего жену и поссорившегося с тестем, выглядит неправомерным.
434
См., например: Вишленкова Е.А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX в. Саратов, 2003. С. 264; Она же. Иудеи в религиозной политике Александра I // Параллели. М., 2004. № 4/5. С. 29.
435
Lederhendler E. The Road to Modern Jewish Politics. Political Tradition and Political Reconstruction in the Jewish Community of Tsarist Russia. Oxford, 1989. P. 54.
436
Гордон Л.О. К истории поселения евреев в Петербурге // Восход. 1881. № 2. С. 33.
437
Lederhendler E. The Road to Modern Jewish Politics. P. 76.
Стремление рассматривать «петербургское еврейство» начала XIX в. как единую сплоченную группу, объединенную общими (гипотетически реконструируемыми) политическими целями, а также родственными и дружескими связями, характерно, впрочем, для всех историков, касавшихся этого сюжета. Другой особенностью, присущей всей имеющейся историографии, является то, что при повышенном внимании к группе «приглашенных депутатов» депутаты, избранные по кагалам черты оседлости, не становились объектом специального исследовательского интереса. Ни выяснение личностей этих депутатов, ни реконструкция процедуры их избрания и взаимодействия с представляемым населением не занимали исследователей этой темы. Отрицательно сказалось на качестве предшествующих исследований и незнание их авторами охарактеризованных выше материалов канцелярии киевского военного губернатора, проливающих свет как на инициативу созыва, так и на выборные процедуры.
Особенности восприятия еврейским обществом деятельности комитета и депутации, с одной стороны, и еврейского общества представителями власти в центре и на местах, с другой, ярко проявились и в казусе со слухами, распространившимися почти повсеместно среди еврейского населения западных губерний. Примечательно, что в роли добровольного информатора о настроениях в еврейской среде перед правительством выступил представитель петербургского еврейства. 20 января 1803 г. Ноткин, возможно исполняя принятые на себя обязанности «еврейского депутата», а возможно, в качестве не имевшего официальной должности деятеля, в письме министру внутренних дел (и члену Еврейского комитета) Кочубею предупреждал последнего о вероятных волнениях среди российского еврейства, «находящегося ныне в таком унынии, какому обыкновенно подвержены человеческие сердца при предприемлемых переменах в их состоянии» [438] . В связи с этим Ноткин рекомендовал Кочубею приостановить высылку евреев из Смоленска до окончания работы комитета. Возможно, это известие, а скорее всего, и это, и другие сообщения, свидетельствовавшие об охватившем еврейское общество в столице и на местах волнении, побудили Кочубея 21 января 1803 г. отправить минскому, киевскому, витебскому, могилевскому, волынскому, подольскому, гродненскому и виленскому губернаторам циркуляр. В первых строках этого любопытного документа сообщалось, что «его императорское величество узнал, что по случаю комитета, по делам еврейским здесь учрежденного, распространились в губерниях, где евреи обитают, нелепые толки» [439] . Таким образом, распространявшиеся среди евреев черты оседлости слухи объявлялись делом государственной важности, требующим личного вмешательства императора. Далее Кочубей передавал губернаторам «высочайшую волю»: следовало внушить обитающим в подчиненных им губерниях евреям, что комитет учрежден для их же блага, и, главное, обнаружить распространителей будоражащих евреев слухов.
438
Н. Х. Ноткин – В.П. Кочубею. 20 января 1803 г. – ОР РНБ. Ф. 550. FII–195. Л. 103. Это письмо было частично опубликовано: Гессен Ю.И. К материалам по истории Положения о евреях 1804 г. // Книжки Восхода. 1900. № 6. С. 60–63. Он же. Евреи в России. С. 443–446.
439
Циркуляр министра внутренних дел минскому, киевскому, витебскому, могилевскому, волынскому, подольскому, гродненскому и виленскому губернаторам. 21 января 1803 г. – ОР РНБ. Ф. 550. FII–195. Л. 101.
Ответы губернаторов могут послужить любопытным источником по вопросу о том, как местные власти представляли себе взаимодействие с евреями и саму структуру еврейского общества. Губернаторы действовали по-разному: одни, подозревая кагалы в распространении слухов, старались «успокоить» их, общаясь непосредственно с главами кагалов, как могилевский губернатор М.А. Бакунин и витебский губернатор П.А. Шишкин [440] , другие действовали через местную полицию, игнорируя кагал, как минский и волынский губернаторы [441] . Однако большинство из них представляло себе губернский кагал, надобщинную, искусственно созданную структуру как нечто, реально управляющее евреями, а кагал пытался соответствовать этим представлениям. Так, призванные губернатором Шишкиным, требовавшим подробного отчета, «не произошли ль вышеуказанные слухи где-либо по Витебской губернии и от кого именно начало они возымели», члены витебского кагала стремились сохранить лицо: «Губернский еврейский кагал донес… что по Витебской губернии хотя и произносились некоторые разнообразные и притом неважные слухи о перемене состояния евреев, но они, однако ж, не впечатлели в евреях никакого страха и отчаяния потому, что слухи те вовсе были неосновательны и даже не замечены, от кого они произошли» [442] . В донесении могилевского губернатора представлена более детальная картина. Он достаточно подробно описывал свою беседу с членами могилевского кагала: «Они на спрос мой объявили, “что при учреждении комитета разнеслись между нами разные слухи, которых источником были их собственные толки от взаимно сообщаемых между собою разных известий”» [443] . Передачу высказываний кагальных губернатор дополнил собственным «этнографическим» примечанием: разнообразные слухи и толки, по его мнению, «между евреев весьма плодовиты, в рассуждение то, что, быв народом любопытным и словоохотливым, а по торгам в беспрестанных переездах. Услыша в одном месте между собой же какую-нибудь догадку, пересказывают в другом за истину, отчего и родилось, думать можно, общее их беспокойство» [444] .
440
М.А. Бакунин – В.П. Кочубею. 9 февраля 1803 г. – ОР РНБ. Ф. 550. FII–195. Л. 106–106 об.; П.А. Шишкин – В.П. Кочубею. 13 февраля 1803 г. – Там же. Л. 109.
441
Минский губернатор З.Я. Карнеев – В.П. Кочубею. 28 февраля 1803 г. – Там же. Л. 110–110 об.; Волынский губернатор Г.А. Решетов – В.П. Кочубею. 6 февраля 1803 г. – Там же. Л. 111–113.
442
П.А. Шишкин – В.П. Кочубею. – Там же. Л. 109–109 об.
443
М.А. Бакунин – В.П. Кочубею. – Там же. Л. 106 об.
444
Там же.
Поиски распространителей слухов не возымели успеха и в Минской губернии. Губернатор З.Я. Карнеев в своем донесении от 6 марта 1803 г. признавался, что «совершенного источника открыть было невозможно, ибо некоторые при исследовании показали, что слухи к стеснению их рассеяны были из-за границы проезжающими евреями, другие слышали то от евреев соседственных, особливо Белорусских губерний, а многие и совсем того не слышали» [445] . Впрочем, далее губернатор поспешил заверить Кочубея, что после должного внушения местные евреи «совершенно успокоились» [446] . Принимая своеобразные «правила игры», члены кагала, не выдавая «зачинщиков», делали вид, что они знают все и всем руководят, и тем самым содействовали возникновению мифа о всесилии кагала. При этом они не упустили случая в очередной раз заверить высокое начальство в «благонадежности»: члены витебского кагала поясняли, что порочащие власть слухи потому остались «без уважения, что все евреи твердо удостоверены в правительстве, что оно о благосостоянии их печется вообще так, как о всех верноподданных государю императору» [447] , а главы могилевского кагала, по словам губернатора, восприняли учреждение комитета «с чувствами живейшей благодарности» [448] .
445
З.Я. Карнеев – В.П. Кочубею. 6 марта 1803 г. – Там же. Л. 112.
446
Там же. Л. 112 об.
447
П.А. Шишкин – В.П. Кочубею. – Там же. Л. 109 об.
448
М.А. Бакунин – В.П. Кочубею. – Там же. Л. 107.
Одно и то же событие – учреждение Первого еврейского комитета и привлечение к его работе еврейских депутатов – порождало разные слухи у еврейского населения разных губерний и, возможно, у разных групп еврейского населения. Так, выбивается из общего ряда донесение каменец-подольского губернатора А.Г. Розенберга, фиксирующее скорее оптимистические, нежели пессимистические слухи, распространившиеся среди евреев Каменец-Подольска в связи с избранием еврейских депутатов: «Ни в Подольской, ни в Волынской губернии нигде никакие между евреями противные слухи и разглашения не примечены, а, напротив того, видно, что евреи здешние обрадованы вызовом из-между их депутата в столицу и полагают действительно сие для себя полезным» [449] .
449
А.Г. Розенберг – В. П. Кочубею. 7 февраля 1803 г. – Там же. Л. 108–108 об.
Очевидно также стремление, общее для всех губернаторов (совпадающее, видимо, в данном случае с целями кагалов), приуменьшить значение слухов и вызванных ими волнений в еврейской среде. Напротив, в письме Ноткина Кочубею 20 января 1803 г. подчеркивались именно масштабы охватившего всех российских евреев «уныния». Возможно, Ноткин пытался таким образом повлиять на министра, рассчитывая, что угроза «еврейского бунта» может понудить власть пойти на некоторые уступки евреям. Нельзя не признать опасной подобную тактику в коммуникации еврейских представителей с властью – ведь равным образом она могла привести и к репрессивным мерам в отношении евреев. Однако, как будет показано далее, эта тактика продолжала использоваться и в дальнейшем.
Примечательно, что депутаты, возможно, не ограничивали свою деятельность рамками комитета. Так, «еврейский депутат Виленской и Гродненской губерний» Гирша Давидович 31 августа 1803 г. подал прошение «на высочайшее имя» через Третий департамент Сената, т. е. действовал подобно еврейским «поверенным» конца XVIII в. [450] Несмотря на то что и в самом прошении, и во всеподданнейшем рапорте Сената Давидович именуется «депутатом» [451] , в доверенности, выданной Давидовичу виленским кагалом 13 августа 1803 г., не упоминаются ни депутаты, ни Еврейский комитет. В доверенности, подписанной «Виленского еврейского кагала синдиком» Еремианом Нахимовичем [452] , оговаривалось право Давидовича «от имени целого общества Литовско-Виленской губернии по делам кагала, купечества, обывателей и всего еврейского общества в Правительствующий Сенат и прочие присутственные места прошения подавать» [453] . Возможно, Давидович являлся не депутатом, а поверенным, и именование его «депутатом» в документах Сената отражает терминологическую нечеткость в определениях различных форм еврейского представительства. В любом случае, примечательна процедура выборов представителя еврейских общин одновременно двух губерний, значительно отличающаяся от рассмотренной выше ситуации в Минске. Согласно упоминавшейся выше доверенности, виленский кагал, еврейские купцы, обыватели и «целое Литовско-Виленское губернское еврейское общество», т. е. представители высших слоев еврейского общества этих двух губерний, возможно составлявшие аналогичное минскому собрание выборщиков, предоставили Нахимовичу право назначить «одного достойного и верного человека к хождению по делам кагальным, купеческим и целого общества» [454] . Г. Давидович с большой долей вероятности может быть отождествлен с Гиршем Давидовичем из Вильно, подавшим в 1798 г. донос на хасидов, приведший к аресту цадика Шнеура Залмана и его наиболее влиятельных последователей из Вильно. Примечательно, что, используя в своих целях известные тогда опасения правительства, Давидович обвинял хасидов во «вредных для государства поступках» и даже намекал на возможную связь идей хасидизма с французской революцией [455] . Поскольку среди делегировавшего Давидовича еврейского населения Виленской и Гродненской губерний преобладали противники хасидов – миснагиды, то успешное выступление Давидовича против хасидов, наглядно продемонстрировавшее также его способность искусно использовать «язык власти», могло послужить веским доводом в пользу его избрания. Если автор доноса 1798 г. и депутат Давидович – одно и то же лицо, то здесь мы имеем дело с чрезвычайно интересной трансформацией традиционно презираемого еврейским обществом доносчика в уважаемую и значительную фигуру. Отношение к доносчику могло претерпевать изменения под воздействием раскола еврейского общества на хасидов и миснагидов. Доносчик, выражавший интересы одной из сторон, утрачивал свои негативные коннотации и становился своего рода «штадланом».
450
Бершадский С.А. Положение о евреях 1804 г. Опыт исторического исследования оснований и мотивов этого законодательного памятника // Восход. 1895. № 6. С. 49. Несмотря на заглавие, данная работа представляет собою тематическую подборку документов, снабженных минимальным исследовательским комментарием. Публикатор ограничился указанием на Третий департамент Сената.
451
Там же. С. 60. В рапорте Сената – «депутат, избранный от евреев Виленской и Гродненской губерний».
452
По всей видимости, тот же «синдик» виленского кагала И. Нахимович, который 15 января 1795 г. от имени «еврейского общества» Вильно и Гродно подал прошение Н.В. Репнину (Акты, издаваемые Виленской комиссиею для разбора древних актов. Вильна, 1902. Т. XXIX. С. 468).
453
Гессен Ю.И. Евреи в России. С. 237–238. Гессен не указал источник полностью опубликованной им доверенности, а также воздержался от какого-либо анализа этого документа. Скорее всего, он не относился к комплексу документов, использованному С.А. Бершадским (см. выше, примечание 64). По классификации Гессена, Давидович относится к «поверенным», обращавшимся к власти по частным вопросам.
454
Там же.
455
Гессен Ю.И. К истории религиозной борьбы среди русских евреев. С. 251. По мнению Гессена, поскольку при расследовании дела властям не удалось обнаружить Г. Давидовича, он либо успел скрыться, либо «это было вымышленное лицо».
Взаимодействие членов комитета с депутатами, а также итоги этого взаимодействия крайне скупо и тенденциозно представлены в источниках. Так, в записках Державина деятельность депутатов пренебрежительно охарактеризована как «разные происки», направленные исключительно на сохранение status quo в отношении евреев [456] . Аналогичным образом, за исключением, разумеется, обвинений в подкупе, представлены позиции депутатов в докладе комитета.
Крайне интересным представляется упоминание о проекте, представленном депутатами Первому еврейскому комитету, в отношении Главного управления духовных дел иностранных исповеданий в департамент народного просвещения 30 декабря 1826 г.: «Из дел видно, что комитет, занимавшийся проектом Положения 1804 г., по просьбе евреев присовокупил было в оном к правам, упоминаемым в пятом параграфе, что евреи будут производимы в чины и достоинства» [457] . В пятом параграфе «Положения» шла речь о присуждении евреям «университетских степеней наравне с прочими российскими подданными». Можно предположить, что присуждение «чинов и достоинств» было связано с приемом окончивших университет евреев на государственную службу. Данное положение отсутствует в предварительной редакции, предложенной на рассмотрение еврейским депутатам в начале 1804 г., и, следовательно, было отброшено на более ранних стадиях работы над проектом.
456
Державин Г.Р. Записки. С. 474.
457
Отношение Главного управления духовных дел иностранных исповеданий департаменту народного просвещения Министерства народного просвещения. 30 декабря 1826 г. – РГИА. Ф. 733. Оп. 1. Д. 453. Л. 2 об. Документ представлял собой ответ на запрос, запрещено ли евреям поступление на государственную службу.