«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825
Шрифт:
Тем временем в Третьем департаменте Сената продолжалось рассмотрение инициированного жалобой Файбишовича и Еселевича дела. 23 октября 1785 г. выяснилось, что никаких объяснений Пассека по данному вопросу «и поныне не доставлено», что вызвало неудовольствие императрицы [242] . В отправленном 18 октября 1785 г. рапорте наместник объяснял, что препятствовал развитию алкогольных промыслов для блага самих же евреев, желая обратить их усилия на «лучшую для общества пользу», что убытки от сноса еврейских домов были полностью компенсированы, а переселение из деревень в города не имело для евреев катастрофических последствий [243] . Таким образом, оправдания наместника строились не на обвинении евреев, как можно было бы предположить, а на отрицании допущенных по отношению к ним несправедливостей. Ибо, как, вероятно, казалось Пассеку, евреям симпатизировали представители центральной власти, и его объяснения приобрели соответствующую юдофильскую окраску. К рапорту были приложены докладные записки могилевского и полоцкого магистратов и полоцкого наместнического правления. Вероятно, генерал-губернатор счел необходимым не выступать против евреев от своего имени, а предоставить это подотчетным ему учреждениям. Магистраты обвиняли евреев в мошенничестве, спаивании и разорении крестьян. Менее деятельные представители еврейского народа вели «жизнь леностную и праздную», уклоняясь от уплаты податей и выполнения городских повинностей [244] .
242
Определение Правительствующего Сената от 23 октября 1785 г. – РГАДА. Ф. 248. Оп. 65. Д. 5793. Л. 78.
243
Рапорт П.Б. Пассека Сенату. – Там же. Л. 80–82.
244
Рапорт могилевского наместнического правления П.Б. Пассеку. 3 октября 1785 г. – Там же. Л. 83–91; Мнение могилевского губернского магистрата. 26 апреля 1785 г. – Там же. Л. 93–96 об.; Объяснения полоцкого наместнического правления. 8 мая 1785 г. – Там же. Л. 108–115 об.
11 ноября 1785 г. состоялось посвященное обсуждению вопроса о белорусских евреях заседание Третьего департамента Сената. Порядок этого заседания отличался одной примечательной особенностью: «Впущены были пред
245
Журнал Правительствующего Сената. 11 ноября 1785 г. (копия). – Там же. Л. 262.
246
Так, в 1763 г. на нескольких заседаниях Сената, где рассматривались дела о винных откупах, присутствовали купцы, в 1768 г. купцы по распоряжению императрицы были вызваны в Сенат. Аналогичные случаи имели место и в последующие десятилетия екатерининского царствования (История Правительствующего Сената за двести лет. 1711–1911. СПб., 1911. Т. 2. С. 494).
247
Донесение Ц. Файбишовича и А. Еселевича в Третий департамент Сената. – Там же. Л. 247 об. – 248.
248
Донесение витебского кагального собрания витебской губернской канцелярии. 2 августа 1773 г. – ОР РГБ. Ф. 256. Оп. 1. Д. 470. Л. 17. См. также предыдущий раздел данной главы.
249
Там же. Л. 13 об. См. предыдущий раздел.
250
В данном случае «школа», очевидно, является калькой с идишского «shul» («синагога»).
251
Донесение Ц. Файбишовича и А. Еселевича. – РГАДА. Ф. 248. Оп. 65. Д. 5793. Л. 249.
252
Донесение витебского кагального собрания. – ОР РГБ. Ф. 256. Оп. 1. Д. 470. Л. 13 об.
253
Донесение Ц. Файбишовича и А. Еселевича. – РГАДА. Ф. 248. Оп. 65. Д. 5793. Л. 249.
254
Там же. Л. 249 об.
255
Там же. Л. 248 об.
Воспользовавшись случаем, Файбишович 11 ноября 1785 г. подал также прошение «о последовавших собственно означенному поверенному Файбишовичу разорения и убытка по разным случаям» и материалы, относящиеся к его тяжбе с уездным предводителем дворянства А.М. Лускиным [256] . В числе прочего выяснилось, что Файбишович как глава кагала принимал активное участие в строительстве новой витебской синагоги («школы») и даже закупил на свои средства камень, который, однако, был конфискован местными властями «безденежно, для казенной надобности» [257] .
256
Журнал Правительствующего Сената. – Там же. Л. 262 об.
257
Там же.
Еврейские проблемы рассматривались Сенатом на заседаниях 17 ноября и 3 декабря 1785 г. и 4 января 1786 г. [258] К сожалению, в журнале Сената ход обсуждений не раскрывается.
21 января 1786 г. вышел сенатский указ «Об ограждении прав евреев в России, касательно их подсудности, торговли и промышленности» [259] . В производстве и продаже спиртных напитков в городах евреям было отказано. Помещикам предоставили свободу отдавать винокурение в деревнях на откуп по собственному усмотрению, в том числе и евреям. Евреям было разрешено записываться в купечество только на территории Белорусского наместничества. Просьба поверенных об учреждении особых еврейских судов также была отклонена, что может указывать на стремление власти к интеграции евреев в российское общество. При этом кагалам было предоставлено право «беспрепятственно» осуществлять распределение податей и сборов. Запрещалось принудительное переселение еврейских купцов и мещан из деревень в города. Им разрешалось проживать в уездах по паспортам и заниматься там производством и продажей алкоголя по контрактам и с разрешения кагалов. При выборах в органы местного самоуправления иудеи уравнивались в избирательных правах с христианами. Указ также содержал многословно и туманно выраженные обещания справедливой компенсации за снесенные еврейские дома и обуздания помещиков, притесняющих проживающих на их землях евреев-арендаторов. Последний пункт указа был посвящен личным претензиям Цалки Файбишовича. Губернским властям следовало «немедленно» и «без наималейшей проволочки» доставить еврейскому поверенному «справедливое удовольствие» и отчитаться перед Сенатом о принятом по делу Файбишовича решении, а Сенат, в свою очередь, должен сообщить о нем императрице.
258
Журнал Правительствующего Сената. 4 января 1786 г. Л. 265.
259
ПСЗ 1. Т. XXII. 16391. 7 мая 1786 г. (заключительная часть указа). Публикация полного текста указа: Гессен Ю.И. Евреи в России: очерки общественной, правовой и экономической жизни русских евреев. СПб., 1906. С. 456–461.
Таким образом, одни положения указа (о суде, об участии в местном самоуправлении) были направлены на интеграцию евреев в российское общество, другие (закрепление за кагалом права распределения податей и выдачи «лицензий» на производство и продажу алкогольной продукции) должны были способствовать развитию еврейской автономии и укреплению власти кагалов. Еще одной целью указа была попытка урегулирования отношений между евреями и остальным населением.
Однако реализация указа на местах оставляла желать лучшего. В конце 1780-х гг. некий уполномоченный от белорусских евреев [260] подал прошение президенту Коммерц-коллегии А.Р. Воронцову, который, вероятно, произвел благоприятное впечатление на евреев во время упоминавшейся выше сенатской ревизии 1785 г. Анонимный проситель утверждал, что «избран целым обществом белорусских евреев» [261] , и разоблачал произвол местного начальства. Наместник якобы подговаривал местных помещиков написать императрице прошение, «дабы в деревнях винокурение евреям запретить и что они там обижают крепостных» [262] . Данное обвинение в адрес евреев фигурировало во «мнениях», представленных губернскими магистратами и наместническими правлениями Сенату в 1785 г., и стало в дальнейшем традиционным. Далее следовали жалобы на весьма полное игнорирование указа 1786 г. местной администрацией. Хотя помещики позволили евреям «винокурить» в принадлежавших им местечках, в некоторых из них это приводило к неприятным эксцессам. В одном из таких местечек евреи построили винокуренный завод, «но капитан-исправник Шуражского [sic! правильно: Сурожского. – О. М.] уезда, услышав сие, прибежал в местечко Янович котлы проверять и, вылив из них, все запечатал и немалый чрез то причинил им убыток» [263] . Аналогичным образом поступил капитан-исправник в местечке Лиозне Бабиновичского уезда. Далее анонимный проситель сообщал, что, вопреки указу, компенсация за сломанные дома так и не была выплачена большинству потерпевших [264] .
260
Имеющуюся на данный момент информацию об авторстве и обстоятельствах подачи данного прошения, на наш взгляд, лучше всего выражает имеющаяся на документе позднейшая помета: «Чья просьба и когда подана – не видно» (РГАДА. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 842. Л. 1).
261
Анонимное прошение А.Р. Воронцову. – РГАДА. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 842. Л. 1.
262
Там
263
Там же. Л. 1–1 об.
264
Там же. Л. 1–2.
Другим недовольным реализацией указа оказался Цалка Файбишович. Полоцкое наместническое правление отказалось выдать причитающиеся ему деньги якобы из-за их отсутствия, а также по той причине, что Файбишович за все двенадцать лет, последовавшие с того времени, когда были снесены его дома и лавки, якобы никуда не обращался с жалобой. Поскольку определенный законом срок подачи жалобы «в причиненных обидах» составлял три года, Сенат полностью поддержал решение губернских властей в своем «определении» от 5 апреля 1788 г. [265] Файбишович обратился с прошением к самой императрице, красочно повествуя о своих бедствиях. За прошедшее с 1786 г. время к убыткам от потери недвижимости прибавились новые неприятности: затонуло судно с его товарами. Рисуемую Файбишовичем далее печальную картину следует, вероятно, воспринимать как риторическую условность: «Угнетаем будучи совершенною бедностию, не имею почти ежедневного пропитания со своим семейством» [266] . Альтернативные источники свидетельствуют, что на тот момент он был одним из глав витебского кагала и вел успешную коммерческую деятельность [267] . 27 сентября 1788 г. Екатерина II лично распорядилась выплатить Файбишовичу из витебского городского бюджета пять тысяч талеров (около шести тысяч рублей) [268] . В 1789 г. Файбишович упоминается в числе одного из трех старшин витебского кагала. С согласия ста «значнейших» витебского кагала Файбишович и его «коллеги» отдали коробочный сбор на откуп восьми еврейским купцам, в числе которых был упоминавшийся выше Литман Беркович [269] , и, таким образом, по выражению Д.З. Фельдмана, «справедливость вроде бы восторжествовала» [270] .
265
Фельдман Д.З. Первые российские штадланы. С. 85.
266
Прошение Ц. Файбишовича Екатерине II. – РГАДА. Ф. 248. Оп. 65. Д. 5824. Л. 554 об.
267
Историко-юридические материалы, извлеченные из актовых книг губерний Витебской и Могилевской, хранящихся в центральном архиве в Витебске. Витебск, 1888. Вып. 18. С. 315–319.
268
Журнал исходящим письмам гофмейстера А.А. Безбородко, которыми сообщаются высочайшие повеления разным особам. – РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 64996. Л. 113–114.
269
Историко-юридические материалы, извлеченные из актовых книг губерний Витебской и Могилевской. Вып. 18. С. 315–319.
270
Фельдман Д.З. Первые российские штадланы. С. 86.
Поверенные и московский конфликт 1790–1791 гг.
13 февраля 1790 г. городской голова Москвы М. Губин и пять московских купцов первой гильдии подали прошение губернатору П.Д. Еропкину. Просители сообщали, что в Москве появилось «жидов число весьма немалое», и обвиняли нескольких евреев, которые, скрыв свое происхождение, записались в оклад московского купечества. Их также обвиняли в «порче» золотой и серебряной монеты. Опираясь на «приговор» уполномочившего их собрания московских именитых граждан и купцов всех трех гильдий от 25 января 1790 г., купцы просили высылки всех евреев из города [271] .
271
«Московское изгнание» евреев 1790 г. / Публ. Д.З. Фельдмана // Вестник Еврейского университета в Москве. 1996. № 1. С. 172–177.
Способы, к которым прибегли проживавшие в Москве евреи для защиты своих интересов, отличались разнообразием. Глава торгового дома Менделя в Москве Михель Гирш Мендель из Кенигсберга в своем прошении П.Д. Еропкину 19 февраля 1790 г. заявлял: «…Вышеупомянутые клеветы и нарекания до меня не касаются, и я не имел бы причины сим моим прошением отяготить Ваше высокопревосходительство, если бы сказанное купеческое общество не упомянуло о кенигсбергском евреянине, которым именованием оно меня означило» [272] . Таким образом, Мендель выстраивал свою индивидуальную защиту, подчеркнуто дистанцируясь от оказавшихся в аналогичной ситуации соплеменников, «ибо у каждого народа находятся люди предосудительных поведений, но таковые их поведения не могут бесчестья нанести на целую нацию» [273] .
272
Там же. С. 178.
273
Там же. Двумя годами позже отец М.Г. Менделя, Гирш Мендель, подал Екатерине II прошение на французском языке о предоставлении его сыну права по крайней мере ближайшие несколько лет продолжать торговлю в Москве и Санкт-Петербурге, вопреки ограничительным постановлениям 1791 г. (Прошение Г. Менделя Екатерине II. 29 июня 1792 г. – РГАДА. Ф. 10. Оп. 1. Д. 623. Л. 126–127; см. также: Фельдман Д.З. Страницы истории евреев в России XVIII–XIX вв. С. 190).
Еврейские купцы из Белоруссии придерживались другой стратегии и подали прошение от имени «всех евреев Белорусского купеческого общества» сменившему Еропкина на посту московского губернатора А.А. Прозоровскому. Выразителями воли «общества» оказались купцы первой гильдии Есель Гирш Янкелевич, Гирш Израилевич, Израиль Гиршевич, Израиль Шевтелевич, Хаим Файбешевич и Лейба Масеевич. Они сочли нужным указать на «природные добродетели и отменные качества», «благородный образ мыслей и свету известное человеколюбие и великодушие» своего адресата и даже воззвать к «чувствительности жалостного сердца Вашего сиятельства» [274] . Далее просители старались опровергнуть обвинения своих конкурентов. Особенно же их возмущало то обстоятельство, что, несмотря на то, что евреи фигурировали в законодательных актах как «евреи», московские купцы «в поругание» называли их «жидами». Для защиты своей «невинности и обнажения истины» евреи ссылались на указы императрицы. Благоволение к ним Екатерины II, по их мнению, доказывало и то, что во время ее знаменитого путешествия 1787 г. среди встречавших ее горожан находились и представители еврейского купечества и мещанства, которые «удостоены были… быть везде представленными и допущены даже к целованию освященнейшей ея императорского величества руки» [275] : очень важный по тем временам знак внимания, косвенно указывавший на статус «допущенных». К этой же поездке относится следующий любопытный эпизод: во время посещения Екатериной II Шклова к ней обратились «депутаты» от 10 еврейских общин с прошением, чтобы в официальных документах их не называли «жидами», а применяли бы термин «евреи». Императрица якобы издала соответствующее постановление [276] . Следует отметить, что в те времена слово «жид» еще не имело позднейшего уничижительного оттенка, и просьба шкловских евреев, равно как и возмущение проживавших в Москве еврейских купцов, была связана с демонстрацией лояльности новой российской власти: перейдя в российское подданство, они больше не желали называться польским словом «zydy» [277] .
274
«Московское изгнание». С. 180.
275
Там же. С. 182.
276
Fishman D. E. Russia’s First Modern Jews: The Jews of Shklov. New York, 1995. P. 80.
277
Дж. Д. Клиер утверждает, что до 1850-х гг. слова «еврей» и «жид» в русском языке были практически равны по смыслу (Klier J.D. Zhid: The Biography of a Russian Epithet // Slavonic and East European Review. 1982. Vol. 1. № 1. P. 1–15). Д. Фишман оспаривает это мнение, ссылаясь на эпизод 1787 г. (Fishman D.E. Russia’s First Modern Jews. P. 158). Признавая важность новых источников по данной проблеме, в своей полемике с Д. Фишманом Дж. Д. Клиер, однако, отмечал, что «этот термин тогда все еще имел двоякий или просто безобидный смысл в устах многих россиян» (Клиер Дж. Д. Россия собирает своих евреев. С. 106).
Возвращаясь к прошению представителей «белорусского еврейского общества» в Москве, следует отметить некоторые особенности используемой ими риторики и аргументации. Так, обвинение в сокрытии своего происхождения они парировали тем, что при всем своем желании не смогли бы это сделать, ибо «бороды, одеяние и самые имена наши ощутительно доказывают каждому наш род и закон» [278] . Таков был визуальный код «другого» в представлении самих носителей этого кода. Примечательно, что фигурирующая на первом месте в списке отличительных признаков еврея борода была также «принадлежностью» русского купечества и мещанства – сословий, к которым формально были приписаны евреи. Тем не менее она выступает здесь в роли отличительного признака еврея. Просители старались доказать, что различие между евреем и христианином чисто внешнее, не затрагивающее мировоззрения и этических установок: «Святой наш закон и предание суть явны и всему свету известны, яко они основаны на любви к Богу и ближнему». «Евреин, равномерно, как и христианин, не может без угрызения совести погрешить против правил чести и общежитейских узаконениев» [279] . Таким образом, вызванное к жизни чисто экономическими обстоятельствами прошение выходит за узкие рамки частного вопроса о торгующих в Москве евреях и становится призывом к веротерпимости и равноправию. Высказанные еврейскими просителями взгляды на религию сходны с воззрениями самой Екатерины II, видевшей в любом вероисповедании ценный фактор сохранения порядка в обществе и поддержания общественной и личной нравственности [280] . Также бросается в глаза щепетильность авторов прошения к вопросам чести: московские купцы своими действиями против евреев оскорбляли «себе равных граждан», «непростительно господину Губину с товарищами так смело и решительно сказать, что евреи имеют нравы развращенные» [281] . Несмотря на то что авторы прошения – купцы, морально-этические доводы в их прошении преобладают над чисто практическими аргументами в защиту дальнейшего пребывания евреев в Москве. Прошение снабжено, как сообщает публикатор, «шестью подписями на еврейском языке» [282] . Подписи не воспроизводятся, однако из самого этого факта можно сделать вывод о том, что еврейские купцы являлись не авторами, а только «заказчиками» прошения. Привычка подписываться еврейскими буквами свидетельствует также о крайне низкой степени интеграции торговавших уже несколько лет в Москве евреев в российское общество.
278
«Московское изгнание». С. 184.
279
Там же.
280
Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 801. Екатерина выступала против насильственной христианизации и преследования религиозных меньшинств. Ей было вполне достаточно, чтобы «все ее подданные верили в какого-нибудь бога и выполняли обряды, положенные их вероисповеданию» (Там же).
281
«Московское изгнание». С. 182, 184.
282
Там же. С. 185.