Сюннёве Сульбаккен

Бьёрнсон Бьёрнстьерне

За все, за все, чем с давних дней Твоя любовь меня дарила, За наши игры средь полей Благодарю тебя, мой милый! Беседы, встречи меж берез. Прогулки дальние по склонам, — Казалось, до седых волос Не прерывать их суждено нам! О, сколько долгих вечеров, Ждала

тебя я на пороге, Но ветер заглушал мой зов, И ты не находил дороги… А я ждала за часом час. Шепча: «Он явится с зарею!» Но день вставал и снова гас, Не приводя тебя с собою. Давно туманится мой взор, И злая боль сверлит надбровье, — И все ж, не старясь, до сих пор Душа свиданья ждет с любовью. Мне говорят: «Ступай во храм, Забвенье вымоли у бога!» К чему? Мой бог совсем не там, Он близко, рядом, у порога. Он здесь, печать его на всем: Его незримыми руками Проложен путь в лесу глухом, Расставлены в приделе скамьи; Он здесь, со мной, в моей груди, Во всем моем существованье, И он велит: «Люби и жди! Любить и ждать — твое призванье».

Глава седьмая

После этого события прошло немало времени. Однажды Гутторм и Карен сидели вдвоем в большой светлой комнате на Сульбаккене и читали друг другу новые книги, которые им недавно прислали из города. Утром они были в церкви, потом ходили в поле, чтобы посмотреть, как растут хлеба и овощи, и решить, какую часть земли на будущий год можно снова засеять, а какую оставить под парами. Они ходили по всему полю и радовались, что дела на хуторе идут так хорошо.

— Один бог знает, как здесь все устроится, когда нас не будет, — вздохнула Карен.

Вместо ответа Гутторм предложил жене вернуться домой и почитать новые книжки, «ибо лучше не думать о подобных вещах».

Но после того чак книгу прочитали, Карен заявила, что прежде книги были интересней.

— Теперь писатели просто переписывают из старых книг, — сказала она.

— Может быть, в этом и есть свой смысл, — ответил Гутторм.

— Семунд сказал мне сегодня в церкви, что наши дети только повторяют своих родителей.

— Да, ты сегодня долго говорил с Семундом,

— Семунд — умный человек.

— Но, боюсь, он мало думает о боге и о Спасителе нашем.

Гутторм промолчал.

— А куда девалась Сюннёве? — спросила мать.

— Она у себя в комнате наверху, — ответил Гутторм.

— Ты ведь недавно разговаривал с ней, как у нее настроение?

— Да так…

— Ты не должен был оставлять ее одну.

— К ней пришли. Жена немного помолчала.

—

Кто к ней пришел?

— Ингрид Гранлиен.

— Я думала, она еще на выгоне.

— Сегодня она осталась дома, чтобы мать могла пойти в церковь.

— Ах да, мы же видели ее днем.

— Ей очень тяжело сейчас.

— Другим тоже не легче. Что посеешь, то и пожнешь. Гутторм промолчал. Минуту спустя Карен сказала:

— Сегодня в церкви были все Гранлиены кроме Ингрид.

— Они, верно, собрались все вместе, чтобы проводить Торбьорна в церковь первый раз после болезни.

— Что и говорить, вид у него неважный.

— А что же тут удивительного? Я еще поражаюсь, что он так хорошо выглядит…

— Да, дорого ему приходится расплачиваться за свою выходку.

Гутторм опустил глаза и, помолчав немного, добавил:

— Ведь он еще совсем мальчик.

— У Торбьорна плохие задатки. На него нельзя положиться.

Гутторм сидел, облокотившись о стол, и вертел в руках книгу. Потом перевернул страницу и, глядя на нее, сказал как бы невзначай:

— А ведь скоро он будет совсем здоров, как до болезни. Карен тоже взяла книгу.

— Что же, я очень рада за него. Он такой красивый парень, — сказала она. — Пусть господь надоумит его, как лучше использовать свою силу.

Некоторое время они читали, потом Гутторм сказал, перелистывая книгу:

— Сегодня в церкви он ни разу не взглянул на нее.

— Да, я тоже заметила, что он оставался сидеть до тех пор, пока она не вышла из церкви.

Минуту спустя Гутторм спросил:

— Ты думаешь, он забыл ее?

— Это было бы самое лучшее.

Гутторм продолжал читать, и его жена машинально перелистывала страницу за страницей.

— Мне не нравится, что Ингрид так долго засиживается у нас, — сказала она.

— Сюннёве больше не с кем поговорить.

— Она может говорить с нами. Гутторм взглянул на жену.

— Не будь слишком строгой.

Карен замолчала. Потом она сказала:

— Я ей никогда не запрещала говорить с Ингрид.

Гутторм отложил книгу, встал и посмотрел в окно.

— Вон уходит Ингрид, — сказал он.

Едва Карен услышала это, как тотчас же вышла из комнаты. Гутторм долго еще стоял у окна, потом повернулся и стал ходить взад и вперед по комнате. Вскоре вернулась Карен. Она остановилась и сказала:

— Все как я и ожидала. Сюннёве сидит у себя в комнате и плачет. Но когда я вошла, она сделала вид, что роется в комоде. — И, покачав головой, она продолжала — Нет, право, лучше бы Ингрид не ходила к нашей Сюннёве.

Карен начала готовить ужин и часто выходила из комнаты. Как раз, когда Карен отлучилась на кухню, в комнату вошла Сюннёве, печальная, с красными от слез глазами. Она прошла мимо отца, пристально посмотрела на него, потом села за стол и взяла книгу. Однако через минуту захлопнула ее, подошла к матери и спросила, не помочь ли ей.

— Да, помоги мне, доченька, — отвечала Карен. — Когда работешь, всегда легче на душе становится.

Сюннёве пора было накрывать на стол; стол стоял у окна. Отец, который все еще ходил взад и вперед по комнате, подошел к окну и посмотрел на улицу.

— Думаю, что ячмень еще выправится, хоть его и побило дождем, — сказал он.

Сюннёве остановилась возле отца и тоже выглянула из окна.

— В Гранлиене хороший будет урожай, — добавил Гутторм тихо.