Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)
Шрифт:
— … И, К, Л! — ответил Кривцов. — До свидания!
Через пять минут он нажал кнопку 137-й квартиры. Встретили его очень тепло. По общей атмосфере Кривцов понял, что гости уже всерьёз начали провожать старый год.
— Запоздавший! — раздались крики. — Штрафную ему!
Кривцов, как говорится, отвесил поклон, представился, повинуясь воле коллектива, выпил штрафную и сел. Пока ему накладывали салат, он осматривал сидящих. Знакомых но было. Не было и Сергея Сергоевича.
— А где же хозяин с хозяйкой? — спросил он вдруг, внутренне
— Я хозяин, — ответил полный брюнет с усами, — только я не Сергей Сергеевич…
Кривцов уронил вилку на пол.
Несколько секунд все молчали, а потом комната сразу вдруг загудела. Кто-то смеялся, кто-то выкрики нал: «Не на те именины попал!», а одна женщина громко сказала: «А может, он жулик?»
На лестнице Кривцова догнал молодой человек:
— Возьмите ваше шампанское!
Квартал оказался не 14-м, а 13-м.
Но это была не последняя неудача Кривцова. Всё точно так же, с небольшими отклонениями, повторилось и в другой квартире 137. Опять бедный инженер пил штрафную, опять его нагоняли на лестнице. Это была квартира 137 дома 4 (без «а»).
Показать «а» Кривцову никто не мог, встречные говорили, что это где-то совсем с другой стороны…
Одинокий человек с бутылкой шампанского в руке бегал по посёлку, произнося как заклинание: «А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, Й, К, Л…» Но делал он это зря. В очередной 137-й. квартире, где его угощали как бога, а потом благородно вытурили, он узнал, что дома стоят отнюдь не в алфавитном порядке: рядом с корпусом «Б», например, стоит корпус «Ж». Надежда на алфавит рухнула.
В голове шумело, и у случайных прохожих Кривцов спрашивал вообще уже нечто несусветное: «Квартал Л, корпус 4-а, дом 14».
Стрелка часов приближалась к двенадцати, и Кривцов решился на последнее — пойти в милицию. Пусть там разъяснят.
Но милиции эта работа оказалась не под силу. Таких заблудившихся, как наш герой, там оказалось очень много. Они стояли в очереди к окошку дежурного и бросали нервные взгляды на циферблат. Кривцов понял, что до двенадцати к Сергею Сергеевичу он не попадёт…
Ему стало грустно, но в этот момент чья-то рука мягко легла на его плечо.
— Митя!
Кривцов оглянулся и узнал одного бывшего своего сослуживца, который в своё время немало попортил ему крови. Но так как больше знакомых и родных здесь не имелось, Кривцов обрадовался и этой встрече.
— Петя! — воскликнул он. — Тоже заблудился?
— Митя, у тебя шампанское? Вот здорово! Дежурный шампанское пить разрешил, сейчас стаканы достану. Без трёх двенадцать.
Ровно в двенадцать друзья подняли стаканы. Кривцов успокоился, к нему пришло хорошее настроение, и он сказал своему собеседнику:
— Знаешь, а я никогда не думал, что в милиции так уютно… Но у меня дома лучше. Запиши адрес. Посёлок Северный, квартал 11, дом 7/8, корпус В, квартира 241. Приходи, гостем будешь.
1960
ЛЮБКЕ
Люба Мотылькова сидела за своим рабочим столом и листала журналы.
— Ой, девочки! — вдруг воскликнула она, — Ужасно чудно: в Новой Зеландии здороваются совсем но как у нас. Встречаются и трутся носами…
«Девочками» были коллеги Мотыльковой сотрудницы справочной научной библиотеки.
Старший референт Капитолина Капитоновна повернулась к Любе и строго посмотрела на неё поверх очков: она не терпела, когда её отвлекали.
Но дисциплинирующий взгляд Капитолины Капитоновны на Мотылькову действия не произвёл, и через несколько минут она снова нарушила сосредоточенную тишину референтского зала:
— Вот ото да! Никогда не подозревала. Оказывается, стрекоза имеет на каждой ноге по три уха. У неё пять глаз и два сердца. Последнее схоже со мной…
Капитолина Капитоновна сдёрнула очки и раздражённо сказала:
— Ну, знаете!..
Может быть, и дальше продолжала бы удивлять Мотылькова своих товарищей новостями, но вошла курьерша и объявила:
— Младшего референта Мотылькову к директору!
Люба скрылась за стеклянной перегородкой, отделявшей референтский зал от кабинета директора. Вернулась она только через полчаса.
Первым её увидел молодой сотрудник, которого все звали Валерием или Лерой. Он был очень юн, и отчество не приклеивалось к его имени, не говоря уже о фамилии, которую знали, видимо, только в отделе кадров.
— Ну, что там было? — спросил Лера.
— Молодым везде у нас дорога, — ироническим тоном произнесла Мотылькова. — Как обычно, Юрий Карпович давал интервью…
Лера погрустнел: на образном языке Мотыльковой «давать интервью» значило то же самое, что «устраивать разнос», «давать нагоняй».
Молодой референт был явно неравнодушен к Любе. Впрочем, каждый мужчина в его возрасте и холостяцком положении испытывал бы то же самое. Нежный овал лица, васильковые глаза и обаятельная улыбка, в которой воплощались наивность, невинность и кокетство, не могли не ввергнуть его в лирику и задумчивость.
Застенчивый и несмелый Лера чувство своё пытался скрывать. Но кое-что всё-таки ускользало от его контроля.
Мотылькова делала вид, что ничего не замечает. Впрочем, не замечать ей приходилось многих.
Пожалуй, единственным человеком, избавленным от гипнотического влияния Любиных глаз, был директор Юрий Карпович, мужчина средних лет, с маленькой бородкой и очень толстой нижней губой.
Когда у Юрия Карповича начиналось с Мотыльковой очередное «интервью», он старался держаться спокойно, называл её Любой, даже Любочкой, терпеливо объяснял, в чём и где она ошиблась.
Видя, что над нею сгущаются тучи, Люба пускала в ход свою улыбку. На какое-то мгновение лицо Юрия Карповича добрело, светлело. Но директор быстро ловил себя на этом и спохватывался.