Сюрприз
Шрифт:
– Внизу вас еще ждут Брайтон и О`Мэлли, они, конечно же, не осмелились зайти, – незаметно дернув разговорчивую дочь за юбку, вмешалась кухарка, – Ну и, конечно, Лоркин, да вы его уже видели, когда приехали. Он же никак не может оставить свой пост, – Полли смешно задрала нос, изображая их пожилого дворецкого.
В коридоре за их спинами появилась Тесс, все еще держа поднос с остывшим чаем.
– Леди Астлей отказалась от чая, – недовольным тоном, какой только могла позволить себе прислуга, заявила она.
– Ничего, мы сейчас пойдем пить чай все вместе на кухню, – предложила Николь, – уверена,
Наступившая тишина стерла улыбку с лица девушки. Вся прислуга смотрела на нее настороженно.
– Вы что, действительно собираетесь спуститься в помещение для прислуги? – наконец недоверчиво промямлила Аманда.
– Конечно, как я делала это раньше, – сначала растерялась Николь, но потом, поняв в чем дело, задорно улыбнулась. – А кто мне может запретить? Я ведь хозяйка!
Подхватив под руки ту, которая попалась ей первой, она вытолкала всю компанию в коридор. Она возвратилась домой, и будет вести себя, как дома. В конце концов, она теперь взрослая и может сама себе это позволить. Позже, все еще сидя в кухне, за большим столом, она почти все время молчала и только с наслаждением смотрела на собравшихся слуг, впитывала в себя каждую из рассказанных ими историй, до слез смеялась над их шутками. Только несколько раз за вечер ее мысли возвращались к матери. В отношении нее слуги были немногословны, все как один, и только опускали глаза, отвечая на вопросы.
Сейчас она сидела в своей комнате одна, как и мать там у себя. После их встречи, днем, мать не разговаривала ни с кем, только один раз вызвала Тесс, велев принести ужин и приготовить ванну. Внутренне порываясь пойти к ней и попробовать начать разговор сначала, Николь, все-таки, осталась на месте. Ей было так хорошо, казалось, так хорошо ей не было с самого дня похорон папы, и сегодня она разрешила себе эту слабость.
Глава 13
На следующий день, она постучалась к матери утром. Леди Ингрид не спустилась к завтраку. Ради того, чтобы провести хотя бы утреннее чаепитие вместе и смягчить вчерашнюю грозу, Николь не пошла завтракать снова на кухню, хотя очень хотелось. Ей очень неуютно было сидеть в большой столовой, одной за огромным столом, а посадить слуг, пусть даже они и были ее лучшими друзьями, было бы верхом презрения к привычкам леди Астлей. Но, все было напрасно, мать не пришла.
– Мама, можно войти? – Николь постучала и, не дождавшись приглашения, собралась с духом и отворила дверь сама.
В комнате никого не было. Николь, зная точно от Тесс, что баронесса не спускалась, огляделась. Дверь на балкон была открыта. Леди сидела в небольшом плетеном кресле.
– Дышите свежим воздухом? – мать чуть заметно вздрогнула, когда Николь обратилась к ней. – Доброе утро.
– Должна тебе сказать, Николь, что если ты будешь позволять себе проводить все время на кухне с прислугой, ты вскоре станешь такой же, как все они, – не ответив на приветствие, сухо констатировала мать.
Николь обошла ее кресло и, встав перед ней у балюстрады, посмотрела на нее сверху вниз. Сегодня мать выглядела совсем по-другому. Конечно, стереть с лица следы прошедших лет было невозможно, но в элегантном платье, с собранными в прическу волосами, она
– Мама, что с вами? – Николь попробовала пробить стену необъяснимой отчужденности. – Неужели вам нечего спросить у меня после пяти лет разлуки? Нечего рассказать о том, как вы жили все это время?
– Спрашивать мне тебя не о чем! О твоем побеге в более безопасное место мне известно все, что я желаю знать! Рассказать как я жила? Изволь, – Ингрид, иронично прищурив глаза, посмотрела на дочь. – Я гнила в этой дыре, лишенная общества и денег. Ведь если собственная дочь отвернулась от меня, что говорить о других людишках? Каждое мое утро начиналось с того, что я проклинала день, когда вышла замуж за твоего отца, что встретила этого ублюдка Хокстоуна, что оказалась там, в Уотерфорде, в такой неподходящий момент, и что твой отец не пристрелил его тем утром. Он даже на это оказался не способен! И каждый мой вечер заканчивался тем же!
Николь в ужасе отпрянула – столько злобы выплеснулось на нее вместе с этой тирадой. Конечно, все эти годы она, наряду с обидой на мать, чувствовала вину за то, что выбрала отъезд во Францию, как наиболее удобный для себя выход. Может ей стоило остаться и попробовать наладить отношения с ней сразу. Но тогда она не справилась с этим грузом, ей было всего шестнадцать. Конечно же, Николь, старательно стирая из памяти события той злосчастной ночи, осознавала, что не могла тогда и не может сейчас с уверенностью сказать, что именно мать спровоцировала маркиза на ту отвратительную сцену, свидетелем которой она стала в доме герцога, и которая так подробно была отображена в обвинительном письме, доставленном в Розберри позже. Она просто подсознательно чувствовала вину матери. Тут Николь подозрительно уставилась на притихшую на время мать.
– Подождите, мама… Что значит, вы встретили этого, – Николь сознательно пропустила нелестное выражение матери о происхождении маркиза, – Хокстоуна? Насколько я помню, я оказалась в ту ночь в имении герцога случайно, по собственной глупости. Судя по тому, что я сейчас слышала, сплетни о том, что вы увлекались Хокстоуном, правда? – Николь отлично осознавала, что стала на опасный путь, но почему-то именно в этот момент ей решительно захотелось наконец узнать истину.
– Да что ты себе позволяешь, девчонка?! Думаешь, если твой безумный папаша наделил тебя такими полномочиями, ты можешь хамить мне?! – резко вскочив, Ингрид замахнулась, но Николь, спокойно отступив, дерзко подняла подбородок.
– Больше вы меня никогда не ударите! – буря непокорности, подстегнутая постоянными оскорблениями в адрес отца, осознанием того, что мать почти призналась в увлечении другим человеком, уже раскручивала у нее внутри губительный вихрь. – Не знаю, к счастью, или, к сожалению, но я уже не та девочка, которой вы умело помыкали. И как я, по вашему мнению, должна чувствовать себя, понимая, что по крайней мере часть того письма из-за которого не стало отца было правдой?!
– Твоего отца не стало из-за того, что маркиз Лимерик нанес ему неслыханное оскорбление! О какой правде ты говоришь? Хокстоун пытался изнасиловать меня, там, в Уотерфорде, и когда ему это не удалось, он прислал это гнусное письмо, порочащее меня.