Сжигая запреты
Шрифт:
– Давай… – смеюсь, окружая ее хрупкое тело своим. – Давай все разъебашим, Динь-Динь.
– Даня… Ты… Даня… – повизгивает, но уже от удовольствия. Млеет моя кобра. – Дань, ты – отражение моего внутреннего мужика, знаешь?
– Чего? – хриплю, кусая под ухом. – Какого еще мужика, Марин? Ты, блядь, девчонка. Самая натуральная девчонка, твою мать, – скользнув ладонью ей между ног, сминаю эластичную полоску ткани, чтобы пробраться под трусы. Контакт, и я рычу: – Моя ебабельная писюха.
– Ох, Данечка… Боже… Ты – мой анимус, а я – твоя анима, понимаешь теперь?
– Блядь, Марин… – вздыхаю неосознанно
– Согласен?
Анима отвечает за чувства. Если мужчина отвергает эту часть психики, его эмоциональный фон деформируется. Он не может любить, сострадать и даже дружить. Он не способен на нежность, не умеет быть верным. Это, как бы странно не звучало, ни хрена не мужественно. Это потеря души, тупая раздражительность и сопливая капризность – все вкупе крайне убого.
Так что, да…
– Согласен.
Даже без похоти Маринка по всем параметрам внутри меня откликается. А я – внутри нее. Извращаем, конечно, теорию Юнга на свой манер. Но тут уже даже удивляться смысла не вижу. Главное, что мы чувствуем.
– Данечка…
– Маринка… Сядь на борт, маленькая… – озвучиваю и лично ее туда приземляю. – Раздвинь ножки… Закидывай мне на плечи… – опять же сам все делаю. Скользнув одурело-голодным взглядом по своей любимой писюхе, поднимаюсь к животу. Он у нее хоть и не огромный, но все же выпирает Даринка в форме той самой дыньки уже прилично. – Удобно тебе?
– Удобно… – выдыхает Марина незамедлительно.
– Ничего не мешает?
– Ничего…
– Спина не затекает?
– Рр-р-р… Даня!
– Че?
– Приступай!
– Приступаю, чаровница, бля…
50
Играем дальше, Данечка? Придумай новую сказку!
– Какой у тебя срок? – выдает Лия несколько неожиданно, буквально перебивая меня на полуслове. Ловлю ее сосредоточенный взгляд на своем животе и машинально провожу по нему ладонью. – О, извини, если это неприемлемо, – спохватывается, нервно взмахивая руками. – Я немного теряюсь во всех этих социальных рамках и допустимости некоторых вопросов. Слишком откровенная, как говорит Фильфиневич. Это правда! Хоть я никогда не признаюсь при нем…
Лия говорит все быстрее, жестикулирует эмоциональнее. Кажется, вот-вот у нее закончится кислород, а она забудет вдохнуть.
– Двадцать восемь недель, – спокойно останавливаю поток ее речи. Когда она переводит дыхание и фокусирует на мне взгляд, добавляю: – Все нормально. Для меня так точно. Это не засекреченная информация, – подмигивая ей, смеюсь.
Все собравшиеся на моей прощальной вечеринке леди поддерживают столь же легкими и теплыми смешками. Леди, потому что гуляем мы на даче, и с нами Ингрид, а если уж обобщать, то именно она задает тон.
Могла ли я когда-нибудь представить, что мой девичник будет проходить вот так? В домашней обстановке, с минимумом алкоголя, без чертовых стриптизеров, конкурсов и разговоров на грани фола, под хиты пятидесятилетней давности и с бабулей моего будущего мужа?
Да ни в жизнь!
Если
А сейчас вот сижу на диване, вокруг меня взрыв из различных белых цветов и золотистых шаров, а я в состоянии абсолютного счастья наглаживаю свой остренький, то и дело приходящий в движение, живот. Наша с Даней девочка вовсю показывает характер. Но меня это, как и всегда, приводит в восторг.
– О-о, – протягивает Лия. Замечаю, как розовеют ее щеки. – Я думала, что меньше. Впервые вижу такое аккуратное пузико, – сверкает глазами, как бы подтверждая, что это такой комплимент. – Там, наверное, принцесса… Ну, в смысле, я, конечно, в курсе, что это девочка. Тоха транслирует постоянно! Сейчас имею в виду, что очень нежная, должно быть, малышка зреет.
– Оу, – восклицаю я. – Не-е-е-ет, – со смехом качаю головой. – Ее габариты – это маскировка. Там настоящий чертенок! Уверена, она нам всем фору даст! Хочешь ощутить, как боксирует?
– А можно?
Стеснение – это то, что на лице Лии видеть действительно странно.
Кивнув, ловлю нерешительно зависшую в воздухе кисть. Едва притягиваю ее к животу, будущая Фильфиневич удивленно взвизгивает. И тут же смеется. А за ней и мы.
– Да это настоящее торнадо! А кто-то еще заявляет, что я драчун!
Знаем мы этого «кто-то» по прозвищу Филя! Такие смешные они с Лией, когда вдвоем. Порой доводят до слез и колик. И все от смеха!
– Кирюшка тоже очень бойкий был, – замечает Лиза, с улыбкой пристраивая свою ладонь с другого бока моего животика. Часто так делает, не спрашивая разрешения. Давно в курсе, что я не против. А сама признается, что скучает по этим ощущениями. Просит меня наслаждаться каждым мигом. Я вроде так и делаю, но именно ее слова все же заставляют порой прям подвиснуть в моменте. Оценить происходящее внутри меня волшебство по максимуму, забыв о том, что творится вокруг. – Это все кровь Чарушиных. Хотя у Даньки, я уверена, не менее огненный коктейль. Вот вы и сотворили чудо!
Трогает до глубины души.
Выражая бурю эмоций, накрываю ее пальцы своими.
– Мама права, тебя невозможно не любить, Лиза Чарушина, – выдыхаю искренне.
– А можно мне тоже? – шепчет тихонько Бойкина Варя. Когда я призывно машу рукой, она тут же отставляет на столик бокал и быстро перебирается к нам на диван. – Потрясающе! – выдыхает, едва Дынька пинает ее в знак приветствия.
Да, у них с Кириллом есть дочь. Но… С кровными узами у этих сводных все крайне запутано, и на самом деле не Варя выносила Нюту. Поэтому для нее то, что проживаю сейчас я, почти так же, как для Лии, в диковинку.
Вскоре на моем животе концентрируется внимание всех гостей, включая Ингрид и Лизиных младших сестер. Даринке даже приходится затаиться. Не думаю, что она пугается. Вряд ли хоть чего-нибудь боится! Это же наша с Даней дочь! Просто она, ко всему прочему, еще и умная. Догадывается, очевидно, что от нашего надоедливого квохтанья можно избавиться только игнором.
– Ты уже знаешь, где будет вторая свадьба? – интересуется чуть позже Соня.
Лизина? Или Сашкина? Я все не пойму, как ее теперь называть.