т.1 Стихотворения и песни

Визбор Юрий Иосифович

РЕКА НЕГЛИНКА

Трактора стоят среди дороги, Замерзают черти на ветру, И размеров сорок пятых ноги Жмутся к придорожному костру. На снежинку падает снежинка, Заметая дальние края. Как ты далеко, река Неглинка — Улица московская моя. Здесь другие реки, покрупнее, Прорубей дымятся зеркала. Тросы на морозе каменеют, Рвутся тросы, словно из стекла. Ой, да что столица мне, ребята, Мне шагать бы с вами целый век, Чтоб сказали где-то и когда-то: «Вот москвич — хороший человек». И любая малая былинка Мерзнет посреди сибирских льдов. Реки, реки — ни одной Неглинки, Только лишь названья городов. На снежинку падает снежинка, Заметая дальние края. Как ты далеко, река Неглинка — Улица московская моя. Весна 1965

«…Как песни, перетертые до дыр…»

…Как

песни, перетертые до дыр, Свистали над колышущимся строем! И запевала — младший командир, — Горланил я про самое простое. И тем те песни были хороши, Что музе в них присутствовать не нужно, Но можно было крикнуть от души. Бессмысленно. Всем вместе. Очень дружно. Пропахли дни дыханьем костровым Смолистых дней в полуночном сожженье И запахом болотистой травы, Меж валунов наполненной движеньем. Спешит и обжигается солдат — Таранит котелок горячей каши. На ель свой крест повесил медсанбат, А вот торчат антенны роты нашей. И часовой выспрашивал пароль, И ветер жмет в ущелье непогоду, И слышен сквозь морзянку рок энд ролл, Тогда еще входивший в моду. Радисты мы. Таинственная связь Рождается под нашими руками: К столу сражений подаем мы связь — Напиток драгоценный. Пить глотками. Но нет войны. Мы курим на подножке Моей радиостанции. И вот Рассвет луну засовывает в ножны Ущелья каменистого того. Выходит день на праздничную сцену, И ветры, парусами шевеля, Качают одинокую антенну, Колышут вересковые поля. А в южных городах встают девчонки И в институты разные спешат, И крестят, как детей, свои зачетки, И с ужасом шпаргалками шуршат. А в северных морях от юта к баку Штормище ходит, ветрами ревет, И вахту под названием «собака» Стоит, упершись в палубы, тралфлот. Играют зорю юные горнисты, Чиновник появляется, надут, И сильные ребята-альпинисты По гребню пика Башкара идут. И мир стучит в ладони и в ладошки, И, кум, как говорится, королю, На вытертой дорогами подножке Я — вскоре вольный человек — курю. В двери темнеет рыльце автомата… Ах, связь! То перекур, то перегон, И дорог дружбы воинский закон, И все же тяжко. На душе — заплата. Три долгих года. Связи батальон. А если вдруг они… а мы… ах, если… Мы бы — три года строили дома Иль тискали б девчонок, сидя в кресле, Или кино пристроились снимать, Или неслись бы лыжником на фирне, Или копали важный водоем… Но все три года я бубню в эфире: «Цирконий, я Коллекция — прием!» И слышится мой голос вдохновенный По всей стране — от Колы до Курил, Что нам, непритязательным военным, Выплачивают золотом зари. Три года. Речка бьет по перекатам. Горох морзянки сыплется в ночи. Поет певец. И через все закаты Мне молодость затворами стучит. Весна 1965

ПОМИНКИ

Памяти А. Сардановского

— Ну вот и поминки за нашим столом. — Ты знаешь, приятель, давай о другом. — Давай, если хочешь. Красивый закат. — Закат — то, что надо, красивый закат. — А как на работе? — Нормально пока. — А правда, как горы, стоят облака? — Действительно, горы. Как сказочный сон. — А сколько он падал? — Там метров шестьсот. — А что ты глядишь там? — Картинки гляжу. — А что ты там шепчешь? — Я песню твержу. — Ту самую песню? — Какую ж еще… Ту самую песню, про слезы со щек. — Так как же нам жить? Проклинать ли Кавказ? И верить ли в счастье? — Ты знаешь, я пас. Лишь сердце прижало кинжалом к скале… — Так выпьем, пожалуй… — Пожалуй, налей… 1965

«В горах дожди, в горах седое небо…»

В горах дожди, в горах седое небо, В горах грохочут горы по горам, Гремит поток, вчера лишь бывший снегом, Грохочут глины, твердые вчера. А нам легко! Над нами солнца желоб И облаков веселые стога, И лишь река с известием тяжелым, Как скороход, бежит издалека, И если я надолго умолкаю, А вроде солнце светит впереди, Не говори: «С чего река такая?» А просто знай — в горах идут дожди. 1965

РЕПОРТАЖ С ТРАССЫ ХОРОГ — ОШ

Дорог на свете много, Но выше не найдешь — От города Хорога В далекий город Ош. По кручам каменистым, Смотри, не оборвись! Машины — альпинисты Карабкаются ввысь. Бензин имей, во-первых, Резиной дорожи И главный козырь — нервы, — Смотри, не растранжирь. Держи баранку строго, Иначе не пройдешь От города Хорога В далекий город Ош. И, скуку не приемля, Кричу я на пути: «Остановите Землю, Я здесь хочу сойти!» Но прыгает дорога, Трясет машину дрожь От города Хорога В далекий город Ош. И мерзли мы, бывало, И ветер нас сгибал, И много перевалов Дарила нам судьба. Ну что ж, приятель, трогай! Костер наш был хорош. В Хорог твоя дорога, А наша — в город Ош. 1965

ТРАССА

ХОРОГ — ОШ

А зимою трасса белая, А в июле трасса пыльная, На подъемы очень смелая, Аварийностью обильная. Снегопадами известная И жарою знаменитая, Для разъездов очень тесная, Над обрывами пробитая. Вдоль по этой трассе-трассушке, Замерзая у обочины, Всё стоят большие камушки, Ледниками порасточены. Ох ты, трасса моя, трассина, Путь-дороженька Памирова — То ледник имени Красина, То хребет имени Кирова. Ох ты, трасса бесконечная, Боль-тоска моя студеная, То любовь моя беспечная, То жена неразведенная. Надоела ты мне до смерти — Всё задачи раззадачивай, Серпантиновые росписи Всё вглухую заворачивай. Да кончай же ты, корявая, Прыгать ломаною веткою! Мне не жаль себя, кудрявого, Жаль машину мне советскую. 1965

СЕРЕГА САНИН

С моим Серегой мы шагаем по Петровке, По самой бровке, по самой бровке. Жуем мороженое мы без остановки — В тайге мороженого нам не подают. То взлет, то посадка, То снег, то дожди, Сырая палатка, И почты не жди. Идет молчаливо В распадок рассвет. Уходишь — счастливо! Приходишь — привет! Идет на взлет по полосе мой друг Серега, Мой друг Серега, Серега Санин. Сереге Санину легко под небесами, Другого парня в пекло не пошлют. Два дня искали мы в тайге капот и крылья, Два дня искали мы Серегу. А он чуть-чуть не долетел, совсем немного Не дотянул он до посадочных огней. То взлет, то посадка, То снег, то дожди, Сырая палатка, И почты не жди. Идет молчаливо В распадок рассвет. Уходишь — счастливо! Приходишь — привет! 1965

ТАКСИ

— Свободен? — Куда везти? — Да прямо давай крути. — А… прямо. По пути. Поедем, не загрустим. И крутится в стеклах снег. — Наверно, спешишь к жене? — Ошибка, жены-то нет. — К знакомой? — Опять не к ней. — Сегодня у нас среда? — Сегодня у нас беда. — Да брось ты, все ерунда. А все же везти куда? А счетчик такси стучит, И ночь уносит меня. От разных квартир ключи В кармане моем звенят. — Направо? — Нельзя никак. — Налево? — Одна тоска. Давай-ка вперед пока, Прибавь-ка, браток, газка. 1965

ТОСТ ЗА ЖЕНЬКУ

— Так выпьем, ребята, за Женьку! За Женечку пить хорошо! Вы помните, сколько сражений Я с именем Женьки прошел. И падали годы на шпалы, И ветры неслись шелестя… О, сколько любимых пропало По тем непутевым путям! И в грохоте самосожженья Забыли мы их навсегда. Но Женя… Вы помните? Женя… Я с ней приходил ведь сюда — Тогда, в девятнадцатом веке… Да вспомните вы, черт возьми! Мне дом представляется некий — В Воронеже или в Перми. То утро вставало неброско, Лишь отсветы на полу, «Голландкою» пахло и воском, И шторой, примерзшей к стеклу. А мы будто только с охоты. Я помню такой кабинет… И пили мы мерзкое что-то, Похожее на «Каберне». Но все же напились порядком, И каждый из нас толковал: «Ах, ах, молодая дворянка, Всю жизнь я такую искал…» Ну, вспомнили? То-то. И верно, Ни разу с тех пор не встречал Я женщины более верных И более чистых начал. Не помню ничьих я объятий, Ни губ я не помню, ни рук… — Так где ж твоя Женька, приятель? Сюда ее, в дружеский круг! — Да где-то гуляет отважно, На пляже каком-то лежит… Но это не важно, не важно: Я крикну — она прибежит. — Ну что, гражданин, ты остался Один. Закрывать нам пора! — А он заплатил? — Рассчитался. Намерен сидеть до утра? — Да нет. По привычке нахмурясь, Я вышел из прошлого прочь… Гостиница «Арктика», Мурманск. Глухая полярная ночь. 1965

ПРОЩАНИЕ С СИБИРЬЮ

А за бортом — представляешь, как дует! Вот и уходит Сибирь в горизонт. В чахлой тайге и по талому льду я Понатаскался в этот сезон. Мало ли что может позже присниться, Но не забыть мне рек синеву И на борту бортпроводницу — Чтоб проводить нас с Сибири в Москву. Вдруг без нее мы заблудимся в чаще, Ладно бы в чаще — в сплошных облаках. Вдруг без нее о любви настоящей Нам за полгода не вспомнить никак. Старой Москвой эту рану замою, Может, к несчастью, уеду на юг. Злые снега заметают зимовье, Солнце встает из непуганых вьюг. 1965