т.2. Проза и драматургия
Шрифт:
— Ребята, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я не знаю, что вам сказать… Я благодарю… Только сейчас же все отпейте! Слышите?
Мы единодушно отказались и отпили по глотку лишь после долгих споров. В банке осталось немного воды, и Оля ее перелила к себе во фляжку.
— Зачем? — спросил я.
— Домой отвезу, — тихо сказала она.
А вечером мы спустились с пика Юности. У нас не было банкета. У нас был костер. И мы знали точно, что в этот вечер не было студентов счастливее нас. И, когда были спеты все песни,
— Скажи, Оля, а почему ты грустила так?
Оля стала сразу серьезной.
— Понимаете, ребята, я боялась своих дней рождения. Это смешно, но это так. Я же ведь сирота. Родители погибли во время блокады, а меня вот как-то спасли. И вот каждый день рождения мне очень больно напоминал, что я — одна. А эта вода — мой самый первый подарок. И дороже, наверное, не будет. Спасибо вам, ребята…
— Начальник, дай папироску, — сказал Сергей.
Вот и все. Через три дня кончилась смена, и мы разъехались по своим институтам. Может быть, выберусь на зимние каникулы в Ленинград. Не знаю. Остались у меня адрес Олин да эта песня.
Долго ли сердце твое сберегу? Ветер поет на пути. Через туманы, мороз и пургу Мне до тебя не дойти. Вспомни же, если взгрустнется, Наших стоянок огни. Вплавь и пешком — как придется Песня к тебе донесется Даже в нелетные дни.[1963]
СЕДОЙ И ДЕМИН
— Слушай, Седой, — сказал Демин, — ты даже представить себе не можешь, как мне хочется гранатового сока!
Люська — когда в первую ночь пришла ко мне — принесла два граната и такое синенькое блюдечко, из синего стекла. Блюдечко, а в середине его такая штучка, как головка от снаряда. Вот надо на эту головку надеть лимон или гранат, повертеть хорошенько — будет полно гранатового сока. Потому что на этой снарядной головке такие вот пупырышки специальные сделаны.
— Да, — сказал Седой.
— А ты пил когда-нибудь гранатовый сок?
— Нет, не пил.
— Ну, а тебе хочется?
— Нет. Не хочется.
— Почему?
— Я его не пил. И не хочется.
— Мрачный ты человек, — сказал Демин.
Они только что проснулись.
— Глянь-ка, как там, — сказал Седой.
— Да чего там глядеть? Слышь, как сифонит.
— Ты глянь, тебе ближе.
— Ближе, — передразнил его Демин, но все же вылез из спального мешка и, как был — босой и в кальсонах, — просеменил по лютому полу к окошечку. — Я ж тебе говорю — сифон. Метет, как в «Капитанской дочке».
Демин просеменил и к печке — не пропадать же вставанию, — глянул
— Печку тебе топить, — сказал он.
— Это почему?
— Я на пургу смотреть бегал.
— А-а, — сказал Седой, — хорошо.
За окном сиренился рассвет. День пробивался с юга, но, конечно, через такие снежные пространства пробиться как следует не мог.
— К летчикам пойдем сегодня? — спросил Демин.
— Я не пойду.
— И я не пойду. Пошли они к черту. У них один ответ.
— Да, — сказал Седой. — Тунеядцы!
И горестно взмахнул рукой. В печной трубе завыло.
— Слушай, Седой, — сказал Демин, — почитай немного.
— Давай сперва поедим.
— Ну ты почитай чуть-чуть. А потом поедим.
— Ну давай, — согласился Седой. — Где мы с тобой остановились?
— На тридцать первой странице. Точно?
— Точно, — сказал Седой.
Он сел в мешке, закрыв спину полушубком.
— Ну, слушай… «Древние астрономы видели, что небесные светила двигаются по небу с разной скоростью. Поэтому они думали, что у каждого светила есть свое отдельное небо. Ближайшее к Земле — это небо Луны. Подальше находится небо Меркурия. Еще дальше от Земли отстоит небо Венеры. За ним располагается небо Солнца, за небом Солнца — небеса Марса, Юпитера и Сатурна. Восьмым и самым далеким от Земли древние считали небо неподвижных звезд.
Все эти воображаемые небеса казались древним астрономам полыми хрустальными шарами, или по-гречески — сферами. Они считали, что все небесные сферы вложены одна в другую и все они обращаются вокруг Земли». Конец главы здесь.
— А может, так оно и есть? — спросил Демин.
Седой закрыл книгу и сказал:
— Ты знаешь, полосу снова заметет.
— Да-а, — сказал Демин, — хороший у нас с тобой отпуск!
В этом домике, на краю взлетно-посадочной полосы, они сидели уже четыре дня. С другой стороны полосы, когда не мело, виднелись три занесенных снегом самолета, один вертолет с демонтированным винтом, несколько бульдозеров и низкая крыша барака летчиков.
Иногда оттуда доносились музыка и лай собак.
Седой и Демин приехали со своего мыса в надежде. Думали — ну вдруг повезет! Чудо будет! Нет, чуда не было. Пуржило все так же, самолеты не летали, летчики резались в преферанс. Радист каждый день принимал хороший прогноз. «Видно, веселые ребята работают в этом бюро. Одно слово — синоптики!» — говорил Демин. Потом они раздобыли детскую книжку «Солнце и его семья» и, чтобы не сдохнуть со скуки в этом проклятом ожидании, читали ее вслух. Было у них, правда, немного спирта, прихваченного с зимовки, но спирт этот был выпит с летчиками в первый же вечер «за знакомство». Больше у них нечего было выпить, и летчики утеряли к ним интерес.