Табу на любовь
Шрифт:
Я не знаю, чем ответил Роман на мои требования. Я плохо помнила мелочи событий следующего часа. В памяти сохранились воспоминания крепких рук, знакомого парфюма и ощущение безопасности, словно кто-то стерег мой сон.
«Наверное, Сумрак!» — решила я, кутаясь в мягкое одеяло и крепче обнимая моего четвероногого верного мальчика.
Меня
И понимала, что ничегошеньки не помню! Совсем! Последнее воспоминание — второй стакан глинтвейна.
Прислушалась к собственному телу. Ничего. Полный ноль. За исключением головной боли, конечно.
Приоткрыла глаза. Незнакомая спальня и кровать гигантских размеров.
Я тихонько сползла с постели. Мой организм взбунтовался. Мысли лихорадочно путались. И я искала выход. В идеале — белоснежного друга, столь необходимого мне в эту самую секунду.
Моим спасением оказалась распахнутая дверь. Я рванула вперед, на ходу перебрасывая спутавшиеся волосы за спину.
Влетела в ванную комнату. Гул в ушах был настолько сильным, что я практически ничего не слышала. А видела лишь белоснежную сантехнику — цель, к которой жизненно важно добраться именно сейчас.
Когда все следы моих буйных похождений бесследно исчезли в канализации, я поняла, что сил у меня почти нет. Пришлось привалиться к стене и тихонько подползти к огромной ванне. Включила воду, умылась, пригладила растрепавшиеся волосы.
И только сейчас я поняла, что свидетелем моего фиаско стал не кто иной, а сам Роман Дмитриевич Львовский.
Мужчина стоял перед раковиной и невозмутимо брился почти бесшумным триммером.
Мое лицо из пепельно-бледного превращалось в пунцово-красное. Но я не знала, где взять силы, чтобы подняться на ноги и гордо выплыть из просторной ванной.
Так и сидела в самом дальнем уголке, на коврике рядом с ванной, точно бездомная, бродячая псина.
Львовский завершил процедуры по удалению волос с лица. Придирчиво осмотрел свое отражение в зеркале.
Интересно, а если я и дальше буду сидеть вот так же неподвижно, он решит, что меня здесь нет? Да, кажется, так и будет.
— Полегчало? — мужчина обернулся, глядя на меня сверху вниз.
Видит бог, я не собиралась смотреть на его тело! Честное слово! Львовский — самый последний мужчина на планете, которым я хотела бы любоваться ранним утром. Но взгляд сам опустился ниже пояса. По пути скользнув по мускулистому прессу и широкой грудной клетке.
Черт! Почему мне так не повезло?!
Роман изогнул бровь, словно говорил взглядом: «Налюбовалась? Шикарен! Сам знаю!».
Молодой
Тем временем, Львовский легко дернул за край полотенца, которым были обмотаны его бедра, и предстал во всей красе пред моим взором.
Это было чудовищно! Дико, волнующе и притягательно.
Тела противоположного пола всегда меня смущали настолько сильно, что хотелось прикрыть глаза, отвернуться или умчаться подальше от обнаженных мужчин.
Но здесь… Дикое любопытство не позволило мне отвести взгляда. Я смотрела, широко распахнутыми глазами на Романа. А он, словно красовался передо мной, упер руки в бедра.
— Ой! — выдохнула я, когда поняла, что мужская плоть будто оживает, вздрагивает и приподнимается.
— Я бы сказал иначе, но тоже сойдет, — хмыкнул Львовский и потребовал: —Раздевайся!
Я с трудом оторвала взгляд от дико возбуждающей картинки нагого тела. И взглянула на свою одежду.
Как?! Как я могла не почувствовать, что меня переодели в мужскую футболку?!
Это ведь полная и безоговорочная катастрофа! Не иначе!
— Я не распробовал в первый раз, Ратти! — хрипло произнес Роман, подходя еще ближе ко мне.
— Что не распробовал? — пропищала я, натягивая футболку до самых колен.
— Тебя, — низко пророкотал мужчина, а я поняла, что убегать поздно.
Львовский, голый и возбужденный, никуда меня не отпустит.
Но я умудрилась по стеночке вернуться в спальню. И пока мужчина шел следом, загоняя меня в очередную ловушку, я, спотыкаясь, подбежала к кровати, дернула одеяло в сторону.
Простыня была идеально чистой, без пятен.
Нет, ошибки быть не может.
— Ты врешь, Львовский! Я бы запомнила! — прошептала я.
— Ты была пьяна, Раттана, — снисходительно проговорил Роман.
Я замерла перед постелью. Затрясла головой. А потом обернулась к моему мучителю.
— Нет, Роман Дмитриевич! Ты врешь! — твердо заявила я. — Я бы поняла. Остались бы следы. Однозначно.
Львовский смотрел на меня странно. Так, словно хотел убить, раздавить, придушить голыми руками.
— В каком смысле? — требовательно рявкнул он.
— В том, что я девственница, — дерзко произнесла я в ответ. Пусть он смеется надо мной. Плевать! Я не собиралась стыдиться этого факта.
Это был, мать его, последний гребаный гвоздь в крышку гроба, в котором покоилась моя выдержка и терпение.