Табу
Шрифт:
Эве так хорошо было в его объятиях. Так правильно. Словно там ее место. Так тепло и спокойно в его больших руках, прижатой к сильной груди. Такую уверенность вселил в нее клятвенными заверениями, что она и впрямь поверила, что он всегда будет с ней. Теперь он о ней позаботится и защитит от всех невзгод. Появилась первая робкая надежда на не такое уж и мрачное будущее, каким оно рисовалось еще утром.
Простояли так довольно долго, пока Эва окончательно не успокоилась. Откинула голову назад и Марк сумел различить черты ее лица – глаза привыкли к темноте. Охватил руками ее голову,
– Как ты, малыш? – тихо спросил.
– Лучше. Спасибо тебе, – прошептала в ответ малая.
– Тогда идем спать.
– Да.
Но вопреки своим словам, она положила щеку обратно на его голую грудь, а он совсем не был против. Кожей чувствовал ее дыхание, сам дышал ею. И в эти самые минуты он испытал неизведанное доселе глубокое, самое настоящее чувство умиротворения. Удивительно, как в такой трагичный день он был почти счастлив, стоя на крыльце теплой ночью и обнимая эту малышку. Свою малышку.
Подивился ее честности. Что вот так, без прикрас, призналась в истинной причине своих слез. Не у каждого взрослого хватит духа признать такое, а тут – совсем девчонка, а смелости не занимать. Вся такая непритворная, открытая, искренняя…
Прощаясь с ней на следующий день, в ее бесхитростных глазах отражались огромная благодарность за поддержку и обожание, почти благоговение перед ним.
Глава 6
Наше время
Он прошел в комнату, не разуваясь. Внимательно всматриваясь в нее, сел за стол напротив. Положил локти на столешницу и подался вперед. Она молчала, и этой немой болью, безнадегой в глазах пламенем ожгла по оголенным нервам.
– Теперь ты точно увезешь меня в город, – глухо утвердила она. Марк кивнул, насквозь прожигая ее взглядом. – А ведь я поступила в педагогический институт. Тебя и это не остановит? – он отрицательно качнул головой. – Как же скотина? У бабушки корова. И свиньи. И гуси. Да у меня куры, – зеленые глаза наполнились слезами.
– Отдадим в добрые руки, – просипел Марк.
– А дом? – слезы покатились по проторенным дорожкам. – Не отнимай у меня дом!
– Не буду.
Он просекал как дорого ей это место со всеми счастливыми воспоминаниями и ни за что не хотел лишать ее этого.
Она несмело положила свои ладошки на его. Он тут же накрыл их своими.
– Мы справимся. Вместе мы все переживаем. У тебя есть я, помнишь?
– Да, – прошептала малая и уткнулась лицом в их скрещенные руки.
– Все будет хорошо, малыш. Я все улажу, все решу. Я тебя не оставлю…
Он продолжал шептать ей слова утешения и поддержки. Скудно, неумело, но как мог. Высвободил одну руку, накрыв обе ее одной ладонью, чувствуя, как слезы капают не нее. Гладил по шелковистым волосам, заплетенным в простую косу. И хотел бы хоть половину ее боли взять на себя, да не мог…
Как и обещал, он решил все организационные моменты, начиная от проводов в последний путь Галины Никитичны, заканчивая продажей ее животных и дома. До конца лета уладил эти вопросы, ни во что не втягивая Эву, хоть та и хотела помочь, оклемавшись
Перевел сестру в педагогический университет в городе и даже выкружил для нее место в общежитии. Разумеется, не за простое спасибо, а забашлял где надо. С красным дипломом ее с руками и ногами взяли в универ, а вот с переполненной общагой пришлось подсуетиться. Он, конечно, без напряга для себя мог купить ей скромную квартирку, но на его взгляд, школу общежития должен пройти каждый, чтоб заматереть. Он и сам проходил, смотавшись из дома, открыто выражая протест матери.
Лето выдалось насыщенным: переезды, продажи, переводы. Жизнь Эвелины менялась так стремительно, что она не успевала вникать в сам процесс. Будто оставалась сторонним наблюдателем своих же перемен. Марк действительно все решил сам, не советуясь и ни о чем ее не спрашивая. Это потом, со временем, она уяснила, что он такой решительный и категоричный по жизни, а не только в экстренных ситуациях. Что существует только два мнения: его и неправильное. Порой такая постановка дела ему мешала, особенно, когда имел дело с равным себе оппонентом. Но чаще играла на руку и обставляла положение дел так, как было нужно ему.
Вот и сейчас он все сделал по-своему. Но Эва была благодарна ему за помощь, пусть и за такую напористую, местами непреклонную. Сама бы она вряд ли справилась и наверняка бы просто растерялась. Но как бы не поспевала Эва со скоротечными изменениями в своей жизни, ход времени замедлить ей не дано. И вот наступил учебный год, и ее с головой затянуло в студенческую жизнь.
* * *
– Тут не занято?
– Нет.
–А теперь – да!
Рядом с Эвой за парту плюхнулся веснушчатый паренек со смеющимися голубыми глазами. Шлепнул увесистую сумку рядом с собой и на одном дыхании выдал:
– Я – Лешка Чебышев. Сам не местный. Живу в общаге. Вот выучусь на физрука и буду соблазнять хорошеньких старшеклассниц. А когда они мне на шею станут вешаться я им такой «нет, что вы! Отстаньте! Я не такой!».
И вроде подмигнул залихватски, но явно слышится в его кратком уморительном эссе обида на всех красавиц, что некогда отвергли его самого. И не мудрено. Бесшабашное поведение и разудалый вид приманивали завязать с ним лихую дружбу, вместе втягиваясь в авантюры и вместе же из них выкарабкиваясь, но никак не отношения, даже с намеком на серьезные.
– Я – Эвелина, – приглушенно представилась девушка, потому как в аудиторию вошел преподаватель.
– Ого. Кудрявое имечко для училки. Или ты просто ради диплома здесь?
– Хочу работать учителем младших классов.
– Тогда однозначно надо сокращать. Лина. – И не спрашивая ее согласия, перекроил имя на свой лад. Эва не успела возразить такому непривычному сокращению – началась лекция.
Заселилась Эва в общагу позже всех и до последнего не знала с кем будет жить. В перерыве между парами набрала Марка узнать, куда ее определили. Она только накануне провела поминальный обед на сорок дней, собрала свои пожитки и нехотя осталась переночевать у брата. Могла бы и сразу в общежитие поехать, но «там еще не все решено». В конце учебного дня Марк сам заехал за ней, чтобы отвезти в общагу.