Таежный бурелом
Шрифт:
Никита хмуро поглядел на брата.
— Давно не стегали, вот волю-то и забрал.
Под навесом загремел подойник, замычала корова. Сафрон Абакумович поднялся.
— Тише, мать идет. Ты о ней, Тихон, подумай: зачахнет она без тебя. Я-то как-нибудь снесу, а Агаша-то… Пойдемте ужинать.
— Ты что, отец? — едва глянув на мужа, с тревогой в голосе спросила Агафья.
Сафрон Абакумович поглядел на жену, прошел к столу, опустился на скамейку.
— Да вот толковали с сыновьями о том,
Но Агафью не обманешь.
— Не томи, отец, плохая правда лучше хорошей лжи.
С минуту сидел Сафрон Абакумович, задумавшись, плотно сцепив узловатые пальцы.
— Да вот… война… солдатам являться велено, ну и Тихону повестка… Буяна станичный требует…
Агафья Спиридоновна глухо застонала, прислонилась к стене. Глотнув свежего воздуха, горячо зашептала:
— Отдай, отдай ему, ироду! Все отдай, ничего не жалей! Наживем, отец, не безрукие. Жеребчик-то все равно даровой.
— И я, Агаша, так думаю, да вот Тихон…
— Что Тихон? Дите еще неразумное…
— Дите — в плечах косая сажень, — добродушно усмехнулся Никита.
— Нет, моя зозуля, так нельзя. Приказ! Селиверст ничего сделать не сможет. Сегодня Буяна, завтра корову, разорит в конец, а потом все равно по этапу направят.
— Убегай, сынок, в тайгу! — нерешительно сказала мать.
— Я плохого не делал, чтоб в бега удариться.
Мать поставила в деревянной чашке кулеш, подсела к сыну. Тот молча погладил ее коричневую руку.
После ужина Тихон стал собирать свои вещи. Достал из мешка большой морской бинокль.
— Держи, батя, на память.
— Левольверт новой формы? — удивился отец. — Зачем он мне?
— Дальнобойный, как моя драгунка. Пойдем испытаем.
Забрались на чердак. Тихон показал, как наводить бинокль.
Отец недоуменно пожал плечами, но подарок принял. Долго любовался окрестностями. Таежные дали приблизились. Ясно виднелась заснеженная вершина, на которой стоял круторогий козел. Казалось, стоило протянуть руку — и схватишь его за рога.
Глаза старика засветились восторгом. Он потряс руку сына.
— Вот угодил, спасибо. Ну и занятная штучка!.. На охоте цены нет. Сгодится и в хозяйстве.
Отгорели последние отблески зари. Стемнело. Мать зажгла лампу. Тихон почистил винтовку, надраил медный эфес драгунской сабли.
Сложив руки под грудью, мать стояла у печки и печально смотрела на сына.
На огонек забрел Федот.
— Значит, в тайгу, Тихон? — спросил он, мерцая единственным глазом. — Лучше не придумаешь, тайга сбережет, не прогадаешь.
Ему никто не ответил. Тихон отставил винтовку, забарабанил пальцами по столу. Сафрон Абакумович не спускал глаз с сына.
— Онемели никак, — осердился Федот, — сидят, как лягушки в зной.
Пламя в лампе под потолком вытянулось тоненьким
— Приказывают, брат, солдатский долг выполнять. Арестом грозят, лучше уж по собственной воле.
— Солдатский до-о-олг! Приказывают! — насмешливо протянул Федот. — Вот покалечили меня, а я за гроши спину гну с зари до зари. И тебя чуть не уморили… Пусть сынки живоглотов войну до победного тягают.
Часто взмахивая длинными руками, Федот говорил быстро, горячо:
— Вот уж истинно в народе толкуют: кого бог хочет наказать, того разума лишает. Что придумал! Спятил никак?
Послышался стук копыт, приглушенные голоса. С лаем к воротам кинулся волкодав. Зазвенело стремя, заржал конь.
Никита распахнул окно. В сумерках блеснул золотой погон, проступило лицо подъесаула Жукова.
— Беги! Не иначе, за тобой! — сурово прикрикнул Никита, встряхивая брата за плечо.
— Уходи, Тихон, а я их придержу, — поддержал Федот.
— Не мути душу, клещ! Отцепись, не вор по задворкам бегать! — отрезал Тихон.
— Дурак, дурак и есть! Слепнешь, как глухарь на току. Волк лапу отгрызает, чтоб из капкана уйти, а ты раздумываешь.
В окно постучали громко, настойчиво.
— Эй, кто там, уберите кобеля!
Сафрон Абакумович вышел. Загнал собаку в катух. Щелкнув задвижкой, открыл калитку.
Ведя коней в поводу, вошли три казака с желтыми лампасами, за ними Николай Жуков.
— Дома унтер?
— Дома, где ж ему быть… А тебе чего не спится?
— Не твое дело. Приказано беглых ловить.
— И мышь хвалилась, что кота сглотнет, — вмешался Федот.
— Дорогу!..
Сафрон Абакумович посторонился. Бряцая оружием, казаки прошли в избу. Невозмутимо спокойный Тихон предъявил справку полкового комитета.
— Не действительно, — объявил Жуков. — Справка должна быть подписана командиром части, начальником штаба и заверена полковой печатью.
Тихон усмехнулся.
— А мы своего пана воеводу в катафалке отправили…
Жуков хлестнул нагайкой по голенищу.
— Все ясно, младший унтер-офицер. Согласно приказу подлежите доставке по этапу как дезертир. Собирайсь!
Тихон оторопел: этого он не ожидал.
— Там же печать штаба дивизии, как же так? Хозяином был солдатский комитет, он и увольнял.
— Солдатский комитет не власть, командовать не имеет права.
— Ну, хорошо, — миролюбиво ответил Тихон. — Я вот и сам собирался явиться. Без тебя дорогу знаю.
— Молчать! Дезертиров и бунтовщиков судит военно-полевой суд.
Тихон стиснул кулаки. Жуков скомкал увольнительный документ, сунул его в карман.