Тафгай. Том 9
Шрифт:
— Бинго! — обрадовался я. — В яблочко.
— Ну, хорошо, — неожиданно ревниво заворчала Виктория, покосившись на подругу. — А как вы, спустя почти год, оказались здесь в Александровске?
— А я раз в неделю писал письма в Кремль, чтобы мне разрешили вернуться в Горький, где тоже есть свой леспромхоз. И где я бы мог и брёвна пилить для строительства развитого социализма и играть в хоккей в классе «Б» за горьковский «Полёт». У меня в Горьком живёт друг, и он уже почти обо всём договорился.
— Неужели письма подействовали? — спросила Надя.
— Нет, — усмехнулся я, — думаю, что мою писанину никто не читал. Однако судьба вновь улыбнулась мне. В сентябре этого года сборная СССР проводила серию матчей против
— Я знаю, кто такой Харламов, — подняла правую руку Виктория.
— Молодец, садись пять, — улыбнулся я. — Так вот, какой-то журналист взял и написал, что если бы на льду находился Иван Тафгаев, то есть я, то такого безобразия просто бы не произошло. Не знаю, каким чудом, эта статья попала на стол правительства, но в начале декабря мне разрешили переехать в этот благословенный городок. И самое главное теперь я смогу играть в хоккей. Правда, здесь нет команды, выступающей в классе «Б», придётся играть на первенство области, но и это уже кое-что.
— А мы уже пришли, — объявила Надя, когда мы остановились около скромненькой избушки, из трубы которой шёл слабенький дымок.
— Тогда я вас поздравляю, — прокашлялся я, — мы с вами соседи. Я живу в следующем доме у Аркадия Иваныча, от которого постоянно пахнет самогонкой и чесноком.
— Это потому что он этим самогоном спекулирует, — хохотнула Вика. — Иван, у нас к вам есть одна очень большая просьба — наколите нам дров для бани, если, конечно, вас это не затруднит. А то мы — девушки слабые…
— К сожалению, с колкой дров я знаком исключительно теоретически, — соврал я. — Но если есть топор и берёзовая чурка, то, наверное, что-то одно может разрубить что-то другое. — Я заметил озадаченные лица девушек и, улыбнувшись, добавил, — завтра после тренировки наколю.
На следующий день в воскресенье 15-го декабря я впервые после матча с Лос-Анджелесом вышел на настоящее хоккейное ледяное поле. Кстати, хоккейную коробку местные умельцы установили на обычном футбольном стадионе, поближе к единственной зрительской трибуне. Я покосился на эту далеко не выдающуюся конструкцию и намётанным взглядом определил, что на пике хоккейного ажиотажа сюда может вместиться максимум человек пятьсот-шестьсот. Из-за чего я непроизвольно тяжело вздохнул, ведь после 18-тысячников играть для трёх Иванов — это то ещё испытание, и покатил против часовой стрелки.
Кстати, в посёлке Вая я тоже пытался хоть как-то поддерживать спортивную форму. Летом в свободное от работы время собственными руками построил на пустыре с невысокими бортами деревянную площадку размером 10 на 10 метров, сконструировал деревянную рамку ворот, на которую натянул часть рыболовной сети, и каждый вечер допоздна щелкал и бросал клюшкой шайбу по этим самопальным воротам. Поэтому абсолютно все местные бухарики считали меня чокнутым. Зато местные мальчишки иногда вместе со мной гоняли шайбу по этой маленькой хоккейной площадке. А спустя две недели, когда начальник леспромхоза отправил меня с ночёвкой на сенокос, один алкаш в пьяном угаре спалил этот укромный хоккейный уголок. Не скрою, обидно было до слёз: и наказать алкаша нельзя, вдруг с одного удара помрёт, и восстанавливать коробку бессмысленно, опять ведь сожгут.
— Здравствуй, Иван, — поздоровался со мной низенький, круглолицый и квадратный мужчина, появившийся около хоккейного борта. — Меня зовут Толь Толич, кхе, будешь играть под моим руководством.
— Приветствую, — ответил я, резко и эффектно затормозив на две ноги рядом со своим новым тренером. — Где коллектив? Почему никто не разминается? Время — деньги.
— Ты только не нервничай, — занервничал Толь Толич, который внешне так сильно мне напомнил мультипликационного гнома, что я еле
— А что вы делает осенью и весной? — съязвил я. — Играете в домино и городки?
— Ты только не нервничай, сейчас мужики переоденутся, — замялся мой новый старший тренер, пропустив колкость мимо ушей. — Ты мне лучше ответь: на какой позиции тебя лучше использовать?
— Сейчас посмотрю, на что годятся твои парни, и вместе подумаем, — ответил я и продолжил наматывать круги, развернувшись спиной вперёд.
Глава 7
«Здравствуй, племя младое, незнакомое», — усмехнулся я про себя, окинув взглядом будущих партнёров по команде. Хотя один знакомый всё же среди этих парней затесался. Им был тот самый вчерашний Гаврила, который обвинением в воровстве денег хоккейной команды обидел меня до глубины души. И в данный момент времени он стоял на точке вбрасывания и, криво ухмыляясь, намеревался это вбрасывание у меня выиграть.
Ещё я невольно обратил внимание на одного из защитников команды, который разительно выделялся ростом и телосложением. Этому, в прямом смысле слова, богатырю природа отмерила два метра в высоту и метровые плечи в ширину. Даже я со своим ростом метр девяносто на его фоне смотрелся довольно скромно. И все звали этого богатыря, не то по фамилии, не то по прозвищу, Боговик. Забавно, что с ним в паре играл парень по фамилии Богомаз. Созвучное получилось сочетание защитников.
«Боговик и Богомаз переехали БелАЗ», — улыбнулся я про себя и когда старший тренер Толь Толич бросил шайбу на лёд, заметно быстрее Гаврилы выбил её защитнику своей пятёрки. Сразу надо сказать, что в команде этого «Машиностроительного завода» имелось в наличии два вратаря, две пятёрки полевых игроков и два запасных паренька, которые ещё учились в десятом классе местной школы №1. Кстати, такой состав был оптимальным для любительского хоккейного коллектива, проводящего все свои матчи на морозном уральском воздухе. В три пятёрки, а тем более в четыре никто в здравом уме при минус 15-и градусах Цельсия не играет.
— Дай! — постучал я клюшкой по льду, заложив небольшую дугу в средней зоне.
И тут Гаврила, прихватив мой корпус клюшкой, наивно попытался меня заблокировать. Однако я, получив пас от защитника, неожиданно ударил по тормозам и этот резкий как газировка паренёк под хохот остальных хоккеистов эпически грохнулся на задницу.
— Пас! — потребовал от меня мой крайний нападающий, рванув вдоль правого борта.
«Не пасом единым жив хоккеист», — подумал я и очень перспективную передачу, которую бы сделал в реальной игре, не отдал. Мне сейчас важнее было определить уровень моих будущих одноклубников. Поэтому я, очень резво набрав скорость, сам в одиночку буром попёр на противоположные ворота. Первым на мой проход среагировал один из крайних нападающих противоборствующей пятёрки. Он на хорошей скорости подъехал ко мне и попытался хоть как-то выбить шайбу в сторону. Однако я жёстко двинул его плечом в плечо и быстро потерял из вида.
А уже через секунду на чужой синей линии меня встретила пара защитников Боговик и Богомаз. Богатырского телосложения Боговик покатил навстречу, а его более хитрый партнёр чуть-чуть откатившись назад, принялся страховать, надеясь, что я ошибусь и потеряю шайбу, толкаясь с его могучим напарником. Всё это я просчитал за считанные мгновенья и практически на автомате, показав корпусом, что сейчас полезу через центр, резко ушёл влево, прокинув шайбу Боговику между коньков. Хоккейный Илья Муромец от неожиданности покачнулся и, еле удержавшись на ногах, мгновенно остался позади. А его хитренький партнёр даже глазом не успел моргнуть, как я, обогнув его по дуге, выкатился один на один с вратарём.