Таинственный спаситель
Шрифт:
Он услышал ее изумленный возглас.
Служанка мечтательно вздохнула.
Быстрые, ловкие руки мистера Херта замерли, но под взглядом Уинтера он моргнул и возобновил свою работу.
— Благодарю, мистер Мейкпис, — тихо проговорила леди Бекинхолл. — Это… это было просто чудесно.
Он пожал плечами, хотя она не могла его видеть.
— Я всего лишь сказал правду.
— Вы… — Она заколебалась, потом продолжила севшим голосом: — Вы считаете меня пустышкой из-за того, что мне нравятся такие комплименты?
С прямой спиной она выглядела
— Думаю, порой вам нравится прикрываться напускной веселостью, миледи. — Он прочистил горло. — Еще думаю, что, когда вы входите в комнату, все взгляды обращаются на вас. Вы сияете, как факел, освещая самые темные углы, озаряя даже тех, кто считал себя уже хорошо освещенным. Вы приносите радость и веселье и оставляете за собой сияние, которое дает надежду тем, кто остается.
— А вы, мистер Мейкпис? Вы считаете себя одним из тех, кто хорошо освещен?
— Я темен, как бездна. — Теперь он был рад, что она сидит к нему спиной.
Темен, как бездна? Изабель не смогла удержаться, чтобы не повернуться на слова мистера Мейкписа. Он стоял, вытянув руки в стороны, пока мистер Херт определял длину его рукава. Она затаила дыхание. Это был оживший рисунок витрувианского человека [2] . И, как и в шедевре да Винчи, обнаженная грудь Уинтера выглядела как произведение искусства. Мускулы вытянутых рук перекатывались, на бицепсах четко выделялись вены. Грудь была гладкой и широкой, лишь темная поросль курчавилась между сосками и темнела под мышками.
2
Рисунок Леонардо да Винчи, обладающий каноническими пропорциями; часто используется как неявный символ внутренней симметрии человеческого тела и Вселенной в целом.
Изабель почувствовала, что дыхание ее участилось. Это нехорошо, она понимала. Ей не следует глазеть на мужчину. Не следует гадать, откуда у директора приюта могла взяться такая великолепная мускулатура. Словно вместе с одеждой он сбросил какой-то тайный защитный слой. Тело его было таким же мужественно прекрасным, как у последнего нагого мужчины, которого она видела, — у Призрака Сент-Джайлса. Когда взгляд ее опустился ниже, он слегка повернулся, пряча правую ногу. На секунду она прищурилась.
Портной издал тихий возглас, чем вывел ее из задумчивости. Взгляд ее метнулся вверх и встретился с глазами мистера Мейкписа. Несмотря на свою настоятельную просьбу отвернуться, когда он будет раздеваться, сейчас Уинтер не выказал ни тени смущения, стоя перед ней в одном исподнем.
Его взгляд, гордый и вызывающий, встретился с ее глазами, но она увидела в нем те мрачные глубины, о которых он говорил.
— Почему вы темны, как бездна? —
Он пожал широкими скульптурными плечами.
— Я живу и работаю в самой мрачной части Лондона, миледи. Здесь люди просят милостыню, крадут и продают себя, пытаясь удовлетворить самые основные из человеческих потребностей: в еде, воде, крове и одежде. У них нет времени отвлечься от изнурительного труда, нет времени жить по-человечески, с Божьими дарами радости и любви.
Говоря это, он опустил руки и бессознательно шагнул к ней. Затем поднял руку и указал на потолок.
— Пич до сих пор лежит в кровати. Ею попользовались и бросили. Бросили ребенка, которого надо лелеять как самое дорогое, что есть на свете. Вот что такое Сент-Джайлс. Вот где я живу. Посему не странно ли было бы мне резвиться и дурачиться? Развлекаться и веселиться?
Его голая грудь тяжело вздымалась в волнении, чуть ли не касаясь ее корсажа, — так близко он подошел. Она запрокинула голову, чтобы видеть его глаза, и с каждым вдохом впитывала его пьянящий аромат.
Это был запах мужчины, настоящего Мужчины.
Она сглотнула.
— Другие тоже трудятся здесь, но не считают себя черной бездной. Ваши сестры, например. Вы полагаете, что они менее понимающие, чем вы?
Она увидела, как ноздри Мейкписа раздулись, когда и он тоже уловил ее запах.
— Не знаю. Знаю только, что тьма почти поглотила меня. Это зверь, с которым я сражаюсь каждый день. Тьма — бремя, которое я несу.
Неужели это и есть настоящий Уинтер Мейкпис, без маски, которую обычно носит? Ей хотелось дотронуться до него, хотелось погладить по щеке, ощутить тепло его кожи и сказать, что он должен победить, должен побороть поглощающую его тьму. Сказать ему, что она будет бороться вместе с ним и за него, если потребуется. В то же время она упивалась этой его стороной. Неужели в душе его в самом деле таится сплошной мрак?
Или там сокрыта еще и страсть?
Но в этот момент мистер Херт прокашлялся.
— Думаю, я закончил, миледи.
Мистер Мейкпис тут же отступил назад, отвел глаза и взял рубашку.
— Конечно. — Голос у Изабель бы похож на писк. Она откашлялась. — Благодарю вас, мистер Херт, за потраченное время.
— Не стоит благодарности, миледи. — Портной поклонился и, прихватив свои записи, покинул комнату.
Мистер Мейкпис натягивал бриджи, повернувшись спиной.
Пинкни жадно следила за ним с другого конца комнаты. Изабель бросила на нее суровый взгляд, одновременно лихорадочно думая, что ему сказать. Трудно было вести задушевный разговор в таком положении.
— Надеюсь, мой факел, как вы выразились, сможет осветить вашу тьму, мистер Мейкпис. Я правда…
Он резко повернулся, схватив свой жилет и сюртук.
— Прошу прощения, леди Бекинхолл, но сегодня у меня много неотложных дел. Надеюсь, вы извините меня.
Что ж, ее прогоняют — это ясно как божий день. Изабель ослепительно улыбнулась, стараясь скрыть острую боль от его слов, пронзившую ее грудь.