Так и было
Шрифт:
…Нет, Люда не растерялась. Было голодно, было холодно, было страшно, но Люда не пала духом. Не маленькая.
Васенька, правда, вначале поплакивал: ни папы с ними, ни мамы. По ночам падают бомбы, спать нельзя, и надо сидеть в убежище. Есть всегда хочется, а хлеба дают маленький кусочек. Хныкали и другие ребята, но не все. Некоторые даже смеялись и играли в убежище в лото и в «тише едешь — дальше будешь». А один мальчишка, тот, у которого дома съели его футбольный мяч, говорил, что если фашисты узнают, что ленинградские дети плачут, так они очень обрадуются.
В школе разместился госпиталь, и она стала работать в нём санитаркой. Врачи заметили, какая она аккуратная и как ласково разговаривает с ранеными, и посоветовали ей поступить на курсы медицинских сестёр. И она стала учиться.
Конечно, жилось им трудно. В начале зимы ещё были маленькие запасы, мать, уезжая в рейс, всегда оставляла дома продукты. Ведь Люде надо было тогда и в школу, и уроки учить, и покормить Васю с папой. Когда же ей было бегать за крупой или за макаронами!
Всё, что у неё было, Люда собрала, подсчитала и поделила на каждый день. Каши она теперь уже не варила, только — суп. Картошки тоже не жарила, хоть Васенька и очень просил, а клала по две штучки в похлёбку. Зато и соседской девочке выделяла она иногда тарелку супа.
Было голодно. Съели бы, кажется, в пять раз больше, но надо было терпеть. Зато протянули со своими продуктами до конца января. А в феврале стало уже легче. Стали выдавать полную норму хлеба, сахар, масло. А Васеньке раз в десять дней плитку шоколада. Он, конечно, мечтал съесть её сразу, но Люда делила плитку на несколько дней. Худенькая, маленькая была эта Люда, а характер крепкий!
На новой квартире Люда была занята по-прежнему: утром — госпиталь, потом — курсы. Вечером она варила Васеньке суп и оставляла на другой день.
Булочная была здесь рядом, и свой хлеб Васенька получал самостоятельно и за день съедал. А вечером Люда приносила свой паёк и делилась с братом. Васенька сперва отказывался у неё брать, но она убедила его, что сыта, потому что обедает в госпитале, и этот хлеб всё равно останется и засохнет. Васеньке было жалко губить такой мягкий, такой прекрасный хлеб, и он помогал ему не сохнуть.
Бомбу на Некрасовской улице выкопали и обезвредили, жильцы вернулись в свои квартиры. Но в комнате у детей воздушной волной выбило стёкла, и они всё ещё жили на улице Восстания под крылом у Полины Ивановны.
За это время и с ребятами из нового дома у Васеньки завязались отличные отношения. Старшие девочки во время воздушной тревоги и обстрела уводили его в убежище, читали ему там книжки. А в хорошую погоду, если не было стрельбы, он вместе со всеми гулял во дворе. Люда могла спокойно ухаживать за ранеными и учиться на курсах.
Но однажды случилось происшествие. Васенька получил утром хлеб, положил его в карман, нарочно сшитый для этого Людой, расплатился и отправился домой. На крыльце его поджидали две девочки Таня и Галя. Галя
— Хлеб получил?
— Вот он. Хочешь кусочек? — сказал Васенька и опустил руку в карман. Хлеба там не было. — Потерял, — растерянно сказал он. Сел на ступеньку и закрыл руками лицо.
— Потерял? — эхом откликнулась Таня. — Как же это ты так?
— Чепуха, — сказала Галя. — Карман глубокий — не мог он его потерять. Забыл в булочной на прилавке. Сейчас мы с тобой, Таня, сходим и возьмём его. — И девочки убежали.
Полины Ивановны в конторе ещё не было. Васенька попробовал заняться игрушками — неохота! Через несколько минут дверь отворилась, и на пороге появились девочки. Галя сказала:
— Вот видишь, я угадала. Твой хлеб лежал на прилавке. — И она протянула Васеньке довольно большой кусок.
— И хватит тебе тут киснуть, вон солнышко как отлично греет, иди-ка скорей гулять, — велела Таня.
— Гулять я пойду, — согласился Васенька, — а хлеб есть не буду. Не мой это хлеб, а ваш. У меня же была горбушка. И лучше вы меня не обманывайте.
— Да кто же тебя обманывает, пошутить нельзя, — возмутилась Галя. — Представь себе, что этот хлеб мы тебе подарили. Ешь и не выдумывай!
— Самого чуть видать, а характер тоже уже ленинградский, — добавила Таня. — Поешь и беги во двор.
Во дворе, у входа в убежище была большая куча песку. Её привезли ещё осенью, чтобы тушить зажигательные бомбы. Но бомб в этот двор падало мало, и песок остался. Сейчас он был тёплый и сырой, и очень приятно было из него строить и лепить.
Ребята построили крепость и крепостной вал. Серёжа принёс зелёный танк, а Васенька зенитную пушку, и они установили их на валу. Очень хорошо получилось. А потом все устали и разошлись отдыхать.
Полина Ивановна была в конторе. Она согрела Васеньке суп, велела ему помыть руки и обедать, а сама стала говорить по телефону.
Васенька ел суп и прислушивался к разговору. Полина Ивановна просила кого-то, чтобы тот дал ей стёкол вставить в разбитые окна её дома. А тот не соглашался и давал вместо стёкол фанеру. Полина Ивановна сердилась и кричала, что фанеры она не возьмет, что не могут люди всегда сидеть впотьмах, что она всё равно не отступится и стёкла вырвет…
Васенька представил себе, как Полина Ивановна станет вырывать у кого-то стёкла, и руки у неё будут порезанные, и очень испугался. Он бросился к ней, хотел попросить, чтоб она этого не делала. И вдруг он увидел, что она уже не сердится, а говорит весёлым голосом:
— Вы угадали. Конечно, ленинградский, а какой же ещё другой характер у меня может быть?
Потом тот, с кем она спорила, видно, сказал что-то хорошее, потому что она ответила:
— Большое вам спасибо. Спасибо за всех. Машина у нас есть, через час мы прибудем.
Полина Ивановна положила трубку и сказала Васеньке:
— Ну вот, мой дружок, теперь все окна в нашем доме будут застеклены. Представляешь себе, какая это радость? И в вашей комнате тоже вставим стёкла, и вы вернётесь к себе домой.